Прошло почти 30 лет, а эта история всё всплывает в моей памяти с множеством примечательных подробностей. Обычно это случается, когда совесть требует от меня покаяния. Она требует, а я не сдаюсь... Вот тогда-то живым укором и приходит на ум виденный однажды образец глубокого раскаяния... и сердце смягчается.

В те годы Господь судил мне как-то попасть на Исповедь к одному из лучших духовников Троице-Сергиевой лавры. Вскоре отец Кирилл (Павлов) закрепил мою удачу своим благословением, рекомендовав обращаться к этому батюшке на постоянной, так сказать, основе. И я начала продираться через тернии к звёздам.

Сперва выяснилось, что первые впечатления от лавры – это одно, а методичные поездки туда по 2–3 раза в месяц – это другое. Потом пришло осознание, что таких, как я, умных в Москве и Подмосковье хоть пруд пруди – к батюшке выстраивались огромные очереди. Чтобы не стоять в них по полдня, надо было разными хитрыми путями добираться до метро к открытию, мчаться по его переходам, пугая людей, и терзаться дилеммой – опоздать на раннюю электричку или поехать в ней без билета? И снова мчаться, теперь уже от станции до лавры.

Всё это, как несложно догадаться, мощно мешало проявлениям великодушия к тем, кто норовил пройти на Исповедь без очереди. Впрочем, получив от духовника либо хорошее воспитание, либо хорошую прочуханку, постоянные батюшкины чада очередь почти не нарушали. Но поскольку Исповедь в надвратном Предтеченском храме совершалась для всех, то подобные искушения всё же случались регулярно.

И вот однажды, попав в эту очередь традиционно тернистым путем, я отдышалась, достала листочек с исповедью и начала приводить мысли в порядок. К батюшке я уже привыкла, поведение своё за отчётный период оценивала как близкое к образцовому, и к тому же получила в своём храме похвалу от настоятеля – в общем, никаких оснований для настоящего покаянного чувства найти в душе не удавалось.

Но тут к голове очереди, то есть ко мне, бочком придвинулась какая-то нелепая фигура. Нескладный мужик неопределённого возраста и неопределённой внешности покрутился рядом, а потом продвинулся вперёд на то микроскопическое расстояние, которое и определяет, кто стоит впереди, а кто – сзади.

В бедную самодовольную душу моментально вселился легион возмущённых помыслов

И всё бы ничего, но моя реакция сразу продемонстрировала суть пословицы «Свято место пусто не бывает». В бедную самодовольную душу, не занятую покаянным духом, моментально вселился легион раздражённых и возмущённых помыслов. Кипя негодованием, я ждала, когда батюшка прочтёт разрешительную молитву предыдущему исповеднику и восстановит справедливость. Но он равнодушно скользнул взглядом по очереди и кивнул наглому мужику – мол, следующий.

Мужик повел себя странно – всё так же бочком пошел к батюшке, но, не дойдя пары шагов, робко затоптался на месте.

– Ну, что же ты? В чём грешен? – сказал батюшка спокойно.

Из дальнейшего диалога стало ясно, что мужик был умственно отсталый. Настолько, что даже не догадывался говорить тише, чтобы не быть услышанным всей очередью. Это меня слегка пристыдило. Помыслы раздражения чинно покинули мою душу, уступив место помыслам любопытства.

Мужик явно натворил что-то из ряда вон выходящее и никак не мог в этом сознаться

Мужик явно натворил что-то из ряда вон выходящее и никак не мог в этом сознаться. Он   то говорил, как шёл до лавры, то хвалил лаврскую службу, но грехов не называл. И чем терпеливее батюшка возвращал его к необходимости покаяться, тем смятённее он увиливал от ответа. Наконец, весь взмокший и пунцовый от стыда, он сказал:

– Я... – и замолчал, собираясь с духом.

Глядя на батюшкино лицо, автор «Моны Лизы» сейчас укусил бы себя за локоть. Очередь затаила дыхание от страха услышать что-то совсем уж недопустимое...

– Я... маму не слушаюсь, – пролепетал мужик и залился слезами.

По очереди пробежала струя растерянного веселья. И затихла.

Батюшка, наверное, знал этого человека. Он не стал больше ничего спрашивать, сказал: «Ну, ты уж старайся слушаться» и прочитал разрешительную молитву. А большой незлобивый ребёнок громко поцеловал Крест и Евангелие и пошёл из храма.

Он шёл мимо очереди, опустив голову, с выражением глубочайшего стыда. А у исповедников на лицах медленно проступало потрясение.