Архимандрит Андрей (Конанос)Предлогом для этого разговора стала смс-ка, которую я получил на днях. Сейчас я ее открою и поделюсь с вами некоторыми своими мыслями.
Пусть все у вас будет хорошо! Будьте счастливы и спокойны в этом мире абсурда и проблем. Ведь даже если кризис при дверях, и трудности обступают тебя, твое сердце может пребывать в радости. Ты можешь не унывать. Лишь тебе улыбнется ребенок, твой ребенок, радостью наполнится твоя душа – он заберет у тебя всю тяжесть. Тебя обнимет человек, которого ты любишь – твоя жена, твой муж, твои дети, – и вновь твоя душа счастлива. Ты можешь не иметь миллионов, но сердце, полное любви, тепла, хорошие книги в доме... Живи с чувством внутреннего умиротворения, доброты и красоты даже в эту горькую эпоху! Ведь как это чудесно: почитать роман, исторический или научный труд, что-то еще, что тебе по душе, и через это перенестись в другой мир и сказать: «Ну ладно, времена трудные. Но как много на свете прекрасного!» Что сказал Христос? Посмотрите на птичек! На цветочки! Как дивны они! В мире, который страждет, в мире, где случаются землетрясения, цветут дивные цветы! И дарят нам свою красоту и благоухание. Отыщи способ сохранять внутреннее равновесие, стоять с расправленными плечами и не теряться в напастях! Ведь время идет. Разве не так?
Изображать или быть?
Итак, смс-ка. На нашем приходе мы часто служим ночные литургии. Зачем? Для молодых пар, да и для не очень молодых людей, которые хотят отдохнуть в воскресение утром, а в церковь сходить вечером в субботу. Служба заканчивается после полуночи, полпервого – в час. Приходят многие, им нравится...
Христос никогда не обличал грешников так, как обличал лицемеров
И вот после литургии ко мне подходит группа молодежи, говорят: «Отче, мы с обеда не ели. Пойдемте с нами поедим, мы вас приглашаем». И хотя я тоже немного проголодался, но в голову полезли всякие мысли: «Ну, ты же священник! И что о тебе скажут? Это все мирское... батюшке не подобает», – и я отказался. Тогда они говорят: «Не волнуйтесь, мы на машине, по дороге остановимся и просто возьмем вам шашлык». «Шашлык, – подумал я про себя, – как же хочется шашлыка!» – но внешне старался показать, что меня это нисколько не волнует! Попытался отыскать правду внутри себя. Сердце говорило: «Хочу!» Но то, что я «должен был показать» – это «не хочу», ведь «я обязан жить так, как учат жития святых, святые отцы, Добротолюбие: когда ты пережил Божественную литургию, приблизился ко Христу, то уже не желаешь ничего иного». Так говорят книги, и те, кто написал эти книги, вероятно, так жили. Но я так не живу. Я не пребываю в таком состоянии – «а теперь, когда я причастился, то пойду домой, помолюсь еще пару часов и лягу спать, и не стану вкушать ничего, либо съем один сухарь». Да, я хотел есть, и это та правда, которая была внутри меня. Но внешне я старался ее не показывать. Так и фарисеи выглядели благочестиво, как надлежит, постились, в них было все правильно снаружи... При этом Христос, обращаясь к ним, говорил: «Вы как гробы, снаружи прекрасные, а внутри полны нечистоты. Вы несете в себе труп лицемерия, лживое ‟я”» (ср. Мф. 23, 27). Христос никогда не обличал грешников так, как обличал лицемеров. Богословски все верно: я же имею статус священника! И тут мне вспомнился один святогорец, который сказал: «Ты священник? И что? Что ты показываешь миру? То, что ты есть на самом деле, или то, чего нет? Ты изображаешь святого подвижника, прославленного отшельника, исключительной духовности человека, не будучи им? Ты изображаешь – или ты есть то, что ты есть?»
У старца Паисия
Преподобный Паисий СвятогорецЯ, помню, спросил отца Паисия в 1990-м г., заниматься ли мне беседами или нет, произносить важные и высокие слова перед школьниками, или лучше не надо? Он повернулся и спросил: «Если кто-то из соседей спросит тебя, где школа, ты знаешь, что ему ответить?» – «Да». – «А если тебя спросят, где булочная в этом районе?» – «Знаю». – «А если тебя кто-то спросит, где Америка, и разные подробности про Америку, ты знаешь, что сказать им?» – «Нет, не знаю». – «Почему, – говорит он, – не знаешь?» – «Потому что я никогда не был в Америке». – «Вот видишь, – продолжил отец Паисий, – про Америку ты им не рассказывай, потому что не знаешь! Говори о том, о чем знаешь, и то, что сам пережил. Говори о булочной, о школе». Булочная и школа – это то, куда мы посылаем людей. Я посылаю тебя в булочную, ты приносишь хлеб и съедаешь его. Я посылаю тебя в школу, там ты изучаешь грамоту. Я – проводник и показываю, куда идти. Хорошо, если священник, богослов, духовный человек, от которого ждут помощи, соблюдает эту границу («я не Бог, я не могу спасти людей, я – один из вас, я такой же, как вы, обыкновенный человек»).
Священник тоже человек?
То, что нас, священников, отличает – стремление к более близкой связи с Богом, но это не значит, что мы в этом преуспели. Я тоже человек. Я также ем, пью, моюсь, загрязняю среду, как и все. Однажды ребенок в школе увидел, как на переменке я ем, а я был поражен, как преломляется в сознании людей то, что мы говорим им! Будто мы, священники, живем в другом мире! И не стоит пренебрегать этим, говорить: ну и ладно, пусть так думают. Люди могут представлять в своих фантазиях, что мы молимся приподнятыми над землей, но это же неправда! А если показать им правду, они поймут, что мы немногим отличаемся от них. Так вот, в школе на переменке я стоял и что-то ел. Неожиданно ко мне поворачивается ребенок и изумляется: «Ой». Я говорю: «Что случилось?» – «Батюшка, вы едите?» Я говорю: «Ем, а почему я должен не есть?!» Мальчик был потрясен.
А я снова вспомнил слова того святогорца: «Пусть те, кто тебя слушает, видят тебя хотя бы иногда в повседневной обстановке, видят твое настоящее поведение!» Не того, кто говорит с амвона, изображая из себя прекрасного духовного пастыря, который уже земли не касается, но того, к примеру, кто в приходском паломничестве пересчитывает людей, и кого-то не хватает. И вдруг «добрый и духовный пастырь» начинает нервничать: «Ну, где же эта женщина! Куда ее понесло!» А прихожане говорят про себя: «То есть батюшка тоже раздражается?» И пусть: зато они видят, что ты – такой же, как все.
Не создавай вокруг себя ощущения, что ты – нечто совершенно иное. Это не приведет ни к единству, ни к доброму миссионерству, ни к подлинности нравов, ни к честности перед Богом, ни к искренности перед людьми. И, наконец, этого совсем не хотят от тебя ни Бог, ни люди. Когда ты показываешь что-то фальшивое, как я, когда говорю: «Если они увидят меня таким, какой я есть, то разочаруются». Нет, не разочаруются, попробуй, и ты увидишь. Они поймут, что и ты ешь, что вот ты попробовал у той хозяйки кусочек тиропиты (греческий пирог с сыром – А.Н.), а потом попросил еще один, и третий, и четвертый, – и скажут: «А, значит, и батюшка любит поесть! И ему нравятся те вещи, которые нравятся нам».
Постные пирожные и старцы во вретищах
Человек спускается с неба на землю и понимает, что Бог – там. Где? В правде. В буднях и повседневности. И духовность – это, прежде всего, то, что ты настоящий, смиренный, в своем поведении открытый другим, а не прячешься (как делаю я, а может, и кто-то другой), и не показываешь снаружи, что ты такой хороший.
В конце концов я согласился ехать со всеми: «Господи, лучше я послушаюсь, не буду отделяться от ребят и последую словам святогорца: ‟Будь рядом с людьми такой, как ты есть, не изображай того, кем ты не являешься, не продавай святость, которой не имеешь”». Я вспомнил богословские конференции, где, хотя мы говорим о самых возвышенных и духовных вещах, когда наступает кофе-брейк, и все выходят, перед нами угощение – кофе, печенюшки, разные приятные вкусности, и все постные! – и тебе говорят: «Ешьте, ешьте, они постные, не волнуйтесь!» Ты кладешь конфету в рот, и она тает. Она тоже постная? «Все постное, ешьте, сколько хотите!» И ты съедаешь пять постных конфет, и возвращаешься в конференц-зал, и продолжается разговор о старцах, у которых была лишь фланелька, разорванная на груди от долгих лет, в течение которых они ее носили... Одно – теория, другое – практика, старцы говорили и делали то, что говорили.
Мы же говорим о них, но мы совершенно другие. Мы путаемся, завидуем другим и не понимаем, что то, чем мы живем, и есть духовность: на кухне, с детьми, с мужем, с женой, на работе, в автобусе, в офисе, в облаках, в которых мы витаем, где бы мы ни находились. Духовное, вещественное, мирское, Божественное – все дарует Бог, все Им благословлено, всюду достигает Его благодать, Его свет, Его доброта и любовь. А ты, когда женишься, вдруг начинаешь завидовать подвижникам и говоришь: «Ах, почему я не стал монахом! Эх, как здорово сейчас на Святой Горе!» Ты завидуешь тому, что сам можешь переживать и уже переживаешь! – «Да, но я не там, и не могу видеть раскачивающиеся полиелеи, монашеские облачения, схиму...». А разве в этом, дорогой мой, духовность? Это внешние образы. Ты не помнишь, как святой Иоанн Лествичник говорил? «Очень легко внешне сделаться монахом – надел рясу, отпустил бороду и волосы, и все – монах. Но не малый, а большой труд необходим, чтобы соделать своего внутреннего человека монахом». Один женится и завидует монахам. Другой становится монахом, а взор его устремляется к мирскому, и он говорит: «Ну почему же я не создал хорошую семью, теперь я один». Мы не радуемся тому, что мы делаем. Мы не понимаем, что через все приходит благодать Божия.
Мы можем быть причастны Богу через наше одиночество. Мы можем жить духовно и свято через семью, через нашу работу, через встречи с людьми, и понять, что все – одно в благодати Бога. У нас одна цель. То Евангелие, которое читаю я, читаешь и ты.
Хорошо ли там, где нас нет?
Когда у тебя проблемы, ты говоришь: «В монастырях проблем нет!» Ты говоришь, что у тебя в монастыре не было бы таких проблем! Ты бы жил духовно, с четками в руках, и у тебя не было бы ни осуждения, ни любопытства, ни ревности, ни зависти, ничего. Ты был бы ангелом! Вы слышите?! Вот так думают люди. И это впечатление производим на них мы, священники. А хорошо ли это? Тот, кто исповедует в монастыре, мужском или женском, прекрасно знает, что все совсем не так, как видится извне. Почему же люди так думают? Потому что им нравится думать высоко, даже если все не так. Помогает ли это в духовной жизни? Или создает помешательство в мозгах, и человек сетует: «Мне никогда не стать таким, как они». А кто они? Те же самые люди. При этом, со своей стороны, они порой тоже убеждают тебя в твоей правоте и «смиренно» принимают такое отношение. Когда отцу Паисию кто-то предложил: «Пойдемте, сядем в закрытую кабину, она для монахов, потому что эти – они для мирян, а мы не должны потерять то, что приобрели», – он ответил: «А что мы потеряем, отче? Что такого мы имеем, чего нет у них? Мы те же люди. Неужели мы не ревнуем, не злимся, не имеем эгоизма, мелочности? А еще называемся монахами!»
Наш «театр»: ни Богу, ни людям
Театра не нужно! Я не могу поверить, что Бог может благословить «театр». Когда ты показываешь «театр», Бог этого не благословляет.
Как-то ко мне подошла женщина, живущая далеко от Афин. И говорит: «Отче, я думаю о вас, когда вы молитесь. Вот позавчера я поднялась в три часа ночи и стала тоже молиться». Я ей говорю: «Что вы? Я спал, а не молился». Хотя первая мысль мне пришла: ладно, раз она думает, что я молюсь по ночам, не буду ее разубеждать. А потом говорю себе: а что мне сказал тот афонский монах – не говорить неправды, не показывать фальшивой иконы людям! – «Исключено, батюшка, я знаю, вы скрываетесь!» – «Зачем мне скрываться? Я просто спал!» – «Я знаю, что каждую ночь вы не спите, а молитесь». – «Хорошо, послушайте! Вы являете доброту своего сердца, когда говорите так, но правда – иная. Я сплю по ночам, иногда я молюсь немного, иногда больше, и ложусь спать, и ночами я сплю». – «Ах, – говорит, – вы все испортили!» – «Почему? Неужели вы не можете молиться безотносительно к тому, как и когда молюсь я?! Неужели вы не можете ощущать Бога безотносительно к тому, высоко или низко я?»
Это хорошо – думать, что кто-то высоко, но иногда это ведет к превратной картине: многие отчаиваются, разочаровываются, боятся подойти к священнику, затрудняются исповедоваться, им трудно сказать правду, простые прописные истины, которые все мы знаем и должны понимать друг друга. Но у нас в голове сложилось такое представление, что священники – они очень высоко. А что значит высоко? Ведь те, кто действительно высоко, – они, чтобы подняться, начинали снизу и сражались с низкими грехами. И как раз они поймут тебя, пройдя ту борьбу, а может, и те же падения, что случаются с тобой. Вот это необходимо показывать людям.
Не торгуй своей «святостью»
Господь, минуя все, подойдет к нашему сердцу и скажет: лицемер
Я сейчас не говорю только о священниках. Я говорю и о тебе, когда ты наставляешь мужа, детей, подругу, соседа, строишь из себя учителя. Будто ты уже справился в себе со всем! Как кто-то отважится приблизиться к тебе?! Если ты бесплотный и весь уподобился Богу (представляя другим этот ложный образ). Так почему же дома ты ведешь себя совсем иначе? Эта раздвоенность запутывает и нас самих, и другим не помогает. Так у меня открылись глаза в отношении человека, образ которого мне казался безупречным. Внешне благороднейший, милейший, духовнейший и т.п. А его ребенок ни за что не хотел идти в церковь. И я спрашивал себя: почему ребенок такого святого отца не идет в церковь? Спустя два года ребенок поделился со мной: «Если бы вы видели моего отца дома, когда закрывается за ним дверь! Не когда он беседует с вами или с кем-то еще, но с нами дома!» И, описав две-три ситуации, вернул меня с небес на землю. Я понял, что одно пишут книги, другое мы говорим, третье делаем, четвертое изображаем. Что из этого оценит Господь? На что посмотрит? Я думаю, Он, минуя все, подойдет к нашему сердцу и скажет: лицемер. Что Он сказал фарисею? В Великий четверг, в начале Евангелия, помнишь? Фарисей, ты слеп, но изображаешь, будто ты вождь. Но ты вождь других слепых (ср. Мф. 15, 14). А когда ты первый из слепых, как поможешь другим?! Как ты им поможешь, не имея света в своем сердце? Свет – это подлинность, искренность, истинность, смиренное приятие: да, я такой, как и ты, но я борюсь.
Ты помнишь, как ты спросил меня на исповеди: «Отче, как вы меня понимаете?» – «Понимаю, потому что и я делаю такое». – «Неужели и вы доходите до ручки, гневаетесь, ревнуете, осуждаете?» – «Конечно!» – «Но вы же перебороли все это в себе!» – «Нет, но и врач, который выписывает тебе рецепт, не решил всех проблем со своим здоровьем, но тем не менее назначает лекарства, и ты потихоньку поправляешься». Изображать фальшивку в овечьих одеяниях, которые ты носишь, – вот где трагедия!
Человеку ближе не ангел, а человек!
Человек, твой ребенок, не требует от тебя совершенства, не требует святости во что бы то ни стало. Он хочет подлинности, искренности, смирения и покаяния.
Давай помогать друг другу. Хочешь, потому что я немного старше, я покажу тебе путь, я сам иду по нему. И тогда ты увидишь, что другой любит тебя без того, чтобы тебе надо было все время прятаться и изображать что-то перед ним. Спадает зашита, души общаются, соединяются сердца, потому что мы идем одним путем, у нас одни муки, а в конце будет очень сладкий плод, который зовется любовь, совесть, подвиг, неосуждение, отсутствие сравнения и порицаний. Ты обнимаешь всех, и они говорят тебе: «Наш батюшка очень хороший, мы его любим. У него есть недостатки, но он старается. Он не изображает перед нами что-то другое, чем он есть. Мы не хотим ангела. Бог потому не поселил рядом с нами ангелов, но людей, чтобы они нас чувствовали, понимали, и чтобы мы понимали их». Самую лучшую исповедь ты можешь сказать человеку, который, знаешь, тебя понимает и разрешает тебе понять его. Это дает близость и отстраненность. Близость открытости и отстраненность уважения и страха. И ты говоришь про себя: он то, что есть, он дает мне заглянуть в его душу и увидеть его борьбу.
Смс о шашлыке с соусом и не только
«Поедем, но я не буду выходить из машины, я подожду вас в машине и там поем». – «Хорошо!» И мы поехали есть шашлык. Один из ребят меня спрашивает: «Вам какой?» А я помнил, что там готовят хороший соус. И говорю: «Два с соусом». Ребята пошли, купили себе и два принесли мне. Один из ребят сел в машину и ел со мной. Он впервые пришел на ночную службу, мне было и так неудобно есть при нем, а тут еще и соус на бороде, она запачкалась, я говорю про себя: «Ох, только что я был в алтаре, служил, а сейчас ем шашлык с соусом... Вот человек смотрит на меня, что он скажет?» Мысли меня сжирали: что скажут, что подумают... Мы закончили, поехали по домам, а на другой день я вижу в мобильнике смс-ку от юноши, который сидел со мной в машине. Он пишет: «Вчера Вы так порадовали меня! Чем дольше я Вас знаю, тем более возрастают мои любовь и уважение к Вам – я вижу, что можно жить с Богом и оставаться человеком».
Читаю еще раз имя, ну да, тот самый юноша, с которым рядом я ел шашлык. Он продолжает: «Значит, можно быть настоящим христианином, даже если ты живешь в миру и ешь шашлык с соусом! И даже тогда твоя молитва будет благоприятна Богу». То, что, как я думал, послужит к соблазну, не смутило его, а наоборот, помогло.
Иногда ты внутри себя сочиняешь сценарии, но ничего из придуманного тобой не работает. Тебя душат помыслы, а ты мучаешься понапрасну. Люди вокруг нас не так плохи, как мы думаем о них по причине своей собственной испорченности. Если бы ты был на его месте, ты бы осуждал. Но не все осуждают. К счастью, не все такие, как ты и как я. Есть прекрасные люди, смиренные, с открытым объятием души, и они тебя принимают таким, какой ты есть, и относятся к тебе с почтением. К такому, какой ты есть.
Есть апельсин, источая благодать
Так, через шашлык с соусом, я возрос в глазах этого юноши и в его уважении ко мне. Смс-ка кончается: «Чтобы освятиться, не надо уходить в пещеру или в горы, но, живя просто, обычной жизнью, мы можем почувствовать Христа рядом». Какие слова тут самые важные? «Живя просто». Простая жизнь, подлинная, искренняя, освящает. Через нее мы можем почувствовать Христа рядом. Потому что именно к таким душам приходит Христос – к простым, любящим друг друга, не желающим казаться один лучше другого. И последние слова: «Я хочу научиться от Вас не словам, но образу жизни. Прошу Ваших молитв».
Видите, как смс про шашлыки с соусом дала нам повод поговорить о стольких вещах – богословских, церковных, духовых. Все погружено в благодать Божию. Я вспоминаю историю об апельсине, который ел отец Паисий, а один человек стоял рядом и смотрел, как он ест апельсин (апельсин, а не шашлык с соусом!), и рассказывал, что от старца исходила благодать. Другой переспросил: «Почему? Он что-то сказал тебе? Он ел апельсин не так, как другие?» – «Нет, так же, как другие, но я ощущал в тот момент, что меня обволакивает любовь Божия».
Ты можешь просто есть апельсин и источать благодать Божию вокруг простотой поведения и жизни. Ты можешь чистить фасоль или лук, жарить, готовить, а твои дети будут смотреть телевизор в гостиной, ты пройдешь мимо и скажешь: «Поднимите ножки, деточки, дайте мне пройти», и они почувствуют, что рядом любовь, ласка, доброта. Духовность исходит от шума пылесоса, от звука тарелок на кухне, от того, как ты развешиваешь белье, как паркуешь машину, как смотришь на своего ребенка, который открывает и закрывает дверь, везешь тележку с продуктами по супермаркету или останавливаешься на заправке, чтобы дозаправиться, – духовность изливается из всего этого, из всего, что ты делаешь, из всего, что ты говоришь, – без нервов, с юмором, с оптимизмом, из всего, о чем молчишь. Это и есть духовность.
Духовная жизнь начинается, когда литургия кончается
Мы заключили духовность в особые сферы жизни и исключили ее из будней, позабыв, что духовно – все
Наша огромная ошибка в том, что мы заключили духовность в особые сферы жизни и исключили ее из будней, позабыв, что духовно – все.
Ты увидел меня в школе, когда играл в баскетбол, и я сказал тебе: «Перестань ругаться, почему ты так разговариваешь?!» Ты повернулся и говоришь: «У нас сейчас не урок религии, отче». Я ответил: «Давай поговорим позднее, когда кончится игра». А после объяснил тебе, что и баскетбол, и школьный автобус, который везет тебя в школу и домой, и музыка, которую ты слушаешь в наушниках, – все имеет Бога. Бог – Он в тебе, чтобы ты ни делал. И урок религии – это не час и не два в неделю. Урок религии начинается тогда, когда урок окончен. Церковность начинает работать в нас и являть силу молитвы после окончания службы. Именно тогда начинается духовная жизнь.