Монастырь Четэцуя Негру Водэ
Монашеский искус
Одинокий монах обитает на вершине горы, в своем маленьком поднебесном монастырьке. Он здесь единственный насельник, он же священник. Вокруг зияют сплошные пропасти. Более восьми веков этот скит возвышается, как маяк для исихастов, подвизающихся вокруг пещерах.
Протосингел Модест (Гиня) знает нынешних отшельников. Время от времени приносит им в лес еду, в условленные, тайные места. А иногда они сами поднимаются в монастырь. Но только украдкой, когда на богослужениях совсем мало людей. По ночам. Забьются в темный уголок храма и стоят там. Молятся без слов и с рассветом уходят. Причащаются несколько раз в году у отца Модеста, настоятеля монастыря Четэцуя Негру Водэ[1].
Вскарабкавшийся на скалу монастырь состоит из нескольких келлий, крутых дорожек и двух церквушек: новой, деревянной, выстроенной в Марамурешском стиле, и древней, высеченной в скале, где, не прерываясь, служат Богу целыми столетиями, начиная с дакийских жрецов[2]. Других зданий здесь нет. И даже огород здесь разбить нельзя, на этом сухом камне. Воды тоже нет, на всей монастырской горе — ни одного источника. Немного воды подается насосами снизу, из долины в бассейн, высеченный даками в камне 2500 лет тому назад.
Древний пещерный храм монастыря Четэцуя Негру Водэ
Здесь, наверху, условия суровые. Немногие их выдерживают. Четэцуя — это искус на монашество: «Если кто выстоит там, среди трудностей, значит, достоин его», — говорит епископ Каллиник Арджешский — и новоначальных, не выдержавших этого искуса, направляет в другие монастыри. И настоятель отец Модест опять остается один, вечно один. Непоколебимый в вере, он 26 лет назад пришел сюда и уже не покидал монастырь.
Четэцуя — это искус на монашество
Он, если бы и захотел, не мог бы оставить его ни на день, потому что здесь больше некому служить литургию. Да и верующих, каждый день взбирающихся сюда, в гору, ища его, бросить не может. И эти благословенные места тоже. И пещеры. И отшельников…
Юродивые Христа ради
Служить в тесной, темной церквушке, из окошек которой открывается Божественный вид на мир… Земли отсюда не видно. Одни только волнистые гребни скал да леса, парящие над сизыми туманами.
— Вы представляете себе, какое это Божественное чудо для священника — служить литургию, всегда видя из окон эти красоты? Даже когда служу один, я всегда чувствую себя счастливым, — признается настоятель Модест.
Вид из монастыря Четэцуя Негру Водэ
Где-то внизу, далеко, где в воздухе висят разорванные в клочья остатки тумана, подножие монастыря окружают маленькие землянки. Именно оттуда я поднимался сюда по крутой и извилистой тропинке. Там простирается широкая долина реки Дымбовицы, с шумом несутся по шоссе наперегонки машины, пестрит цыганское село Четэцень, на выходные организуются шашлыки с зажигательной музыкой…
Восхождение к монастырю Четэцуя Негру Водэ. Надпись гласит: «Человече, смерть с тобою рядом. 1963. Путник, помни о смерти».
Это один склон монастырской горы. Самый известный. Но немногие знают, что находится на другом ее склоне. А там тянется совершенно дикое ущелье. С древних времен его называли Долиной Келлий, таким оно и остается доныне для местных жителей. Каждый четэценский цыган-ложечник знает, что там, «сзади», — долина с келлиями дакийских жрецов и людей «Черного Воеводы». Все знают о пещерах, но мало кто отваживается подойти к ним.
Это места — отнюдь не для приятных прогулок с указателями и протоптанными тропинками
Габриэль Тинка из Четэцень, прихожанин храма, говорит, что людям действительно не хватает смелости. Очень немногие из его цыган рискуют отправиться в эту зону. Это места — отнюдь не для приятных прогулок с указателями и протоптанными тропинками. Там опасно, там сплошные скалы и деревья, едва цепляющиеся за кручи. Плюс ко всему, там полно диких животных, словно стерегущих это святое место.
На подступах к монастырю Четэцуя Негру Водэ
Настоятель идет со мной, чтобы показать мне Долину Келлий с самого высокого пика горы, где когда-то воздвигли поклонный Крест, называемый ныне «Крестом желаний».
Поклонный крест в монастыре Четэцуя Негру Водэ
Долина Келлий…Ее видно отсюда всю, как на ладони. Бездонное ущелье, поросшее лесом, на дне которого бежит ручей Четэцуя, параллельный Дымбовице. Кажется невероятным, что в этой узкой 4-километровой пропасти, всего в 23 км от города Кымпулунг и рядом с национальной автострадой Рукэр — Бран, по которой несутся тысячи машин, там, в этой безвестной расселине, еще обитают отшельники — в XXI веке! Очаг исихазма, оторванный от мира.
Монастырь Четэцуя Негру Водэ, справа от него — Долина Келлий
Отец Модест знает их. Последние три отшельника пришли сюда в 1998-м году и с тех пор не покидали пещер. Никого из людей, кроме него, они не видели, да и его — лишь изредка, когда он приносит им сухари и Святое Причастие. Ну, может, еще какого-нибудь верующего, заблудившегося ночью по пути в монастырь.
— Вся эта Долина Келлий кишит пещерами, природными или высеченными руками схимников. Ее названия не найти на карте, но здесь ее так называют веками. Всех пещер не знаю даже я. Они там, внизу, — потаенные, — говорит отец Модест, крепко держась за железные перила, сооруженные вокруг поклонного Креста, чтобы какой-нибудь паломник невзначай не свалился в пропасть.
— Безусловно, изначально в этих пещерах подвизались отшельники-даки. Знаменитые жрецы-ктисты («основатели рода»)[3], искусные в лечении целебными травами. Есть четкие археологические доказательства существования этого отшельнического очага дакийских монахов еще в V в. до Р.Х.
Так что здесь произошло естественное преемство веры от даков к христианам. «Патерик» сообщает о христианском исихастском поселении в Долине Келлий, что оно возникло ранее XIII века[4]. Это самый древний и строгий исихастирий на румынской земле. Уже в I-м христианском тысячелетии сюда приходили благочестивые греки с Афона, искавшие обожения и строгого жительства. Эти «юродивые Христа ради» заживо замуровывали себя в пещерах, оставляя лишь небольшое отверстие, через которое мог бы проникать воздух, да благодетели спускали им на веревке немного пищи. Этих затворников местные жители называли келлиотами — людьми, обитающими в пещерных келлиях. Многие из них достигли меры святости и стали знаменитыми.
Вся Долина Келлий сегодня официально признана археологическим памятником государственного значения. Дакийская крепость и поселения латенской культуры. Христианская крепость, келлии и монастырь, существующий с 1215 года, со времен Негру Воды.
Кроме того, здесь наблюдается еще такое необычное явление: только в этом 4-километровом ущелье находят очень много лекарственных растений, которым, казалось бы, здесь не место. С научной, ботанической точки зрения это необъяснимо. Преподаватель ботаники из города Кымпулунг показывала мне таблицу с десятками видов древних растений, реально происходящими не из этих краев. Некоторые местные жители ходят туда исключительно за этими чудодейственными травами. Знаю и одного отшельника, отца Памво, собирающего их.
Ища целебные травы, люди постоянно находят древние человеческие останки и приносят мне. Я храню их в особом месте. Потом мы повезем их на экспертизу. Места, где они были обретены, отмечены, и мы начинаем составлять особые карты. Терпения мне не занимать, и отсюда я никуда не уйду. Всему свое время.
Преподобная Мавра и волки
Поклонный Крест высится и на вершине скалы, именуемой Троном Негру Водэ, она парит над всей горой, выше нее только небо. 75 лет назад в начале Великого поста монах по имени Пимен (Бэрбиеру) решил по древней монашеской традиции удалиться в пустыню на весь период Святой Четыредесятницы для сугубой молитвы. Спустившись с этой скалы по веревке, он неожиданного обрел пещеру, а в ней — нетленные мощи великого румынского святого, схимонаха Иоанникия Нового Мусчельского.
Трон Негру Водэ
А отец Модест, стоящий рядом со мной, по чудесному стечению обстоятельств, о которых я уже подробно рассказывал, в 1996-м году повторно обрел их погребенными в особом месте.
Это самая главная пещера на горе. Место это почитается как святое, однако оно труднодоступное, поскольку располагается в отвесной скале: даже отцу Модесту за 26 лет удалось попасть сюда всего 2 раза. Пробраться в пещеру можно только по веревке.
Пещера Святого Иоанникия
Святые мощи прп. Иоанникия Нового Мусчельского в новом храме монастыря Четэцуя Негру Водэ
Всем памятна блаженная Мавра, монахиня, пришедшая сюда по горам и долам в 1969-м году аж с Нямецких гор (около 360 км).
— Мне рассказывал отец Дорофей (Бэрбиеру), тоже отшельник из Долины Келлий, родной брат протосингела Пимена, обретшего святые мощи. Мавра пришла из окрестностей монастыря Сихла зимой, по глубокому снегу, который был тогда выше колен. С ней шли два волка, которые охраняли ее, а она говорила с ними, как с людьми.
С ней шли два волка, которые охраняли ее, а она говорила с ними, как с людьми. Она обращалась к ним по имени
Да, волки, здоровенные волки. Она обращалась к ним по имени. Сначала спросила внизу, в селе, где святое место, называемое Четэцуя. Затем вошла в пещерный храм и пробыла там 3 дня, не вставая с колен. Исповедалась у отца Дорофея. Сказала, что всю жизнь чувствовала призвание прийти сюда, на место тясячелетней молитвы. Затем она забрала своих волков и ушла назад, в Сихлу, за сотни километров по сугробам. В документах Сихлы значится, что она подвизалась отшельницей-мученицей до конца дней.
Пещерный храм монастыря Четэцуя Негру Водэ с манекенами монахов
Иконостас пещерного храма монастыря Четэцуя Негру Водэ. Фото Руксандры Кюрту (Ruxandra Chiurtu)
Сухари для святых
Каждый год с наступлением зимы настоятель начинает собирать хлеб и режет его на кубики, чтобы получились сухари наподобие артоса. Оставляет их на солнышке, чтобы подсохли, затем раскладывает в мешки. В каждый мешок кладет и глыбу соли.
Отец Модест ходит с трудом. У него диабет, он перенес несколько операций на ногах по причине обморожений и серьезных травм, которые неоднократно получал при длительных восхождениях в горы. Невзирая на это, он берет мешки и несет их отшельникам.
— Мне часто хотелось принести им и какой-нибудь постной еды, но они категорически отказываются. Негодуют даже. Да они и этих сухарей на самом деле не просили, это я упорно оставляю им мешки в условленных местах. Еда для них не имеет никакого значения. Время от времени лизнут соли, отопьют воды, которую я им ношу, и им этого хватает. Они ведь погружены в молитву. А этому телу не так уж много и нужно, лишь бы были силы молиться.
Если люди вдруг набредут на них, они от них прячутся, убегают. Или прогоняют их. Причем прогоняют достаточно грубо. Но если отшельники не общаются с людьми, это не значит, что они их не любят. Они их очень любят, они обладают даром молиться за всех людей сразу. А молятся они со слезами. Мне так и сказал отшельник Пахомий, довольно резко, сказал — как отрезал: «Отче, знай: молитва без слез — это не молитва!»
Пахомий появился здесь тоже с волком и тоже с Нямецких гор, из монастыря Сихастрия. В прошлом году, в сентябре, исполнилось 2 года с тех пор, как его не стало. Тоже шел сюда сотни километров пешком, через горы. И шел только по ночам. А этот волк охранял его до самой смерти.
Пахомий был высоким, жилистым, крепким. Весь его вид наводил на меня какой-то ужас. Я всегда видел его хмурым, безжалостным. Когда он открывал рот, его басистый и громкий голос гремел, подобно грому. Глаза его, красные от бессонных ночных бдений, сверкали из-под густых бровей.
Скажу вам, я его как-то побаивался. Особенно при взгляде на волка, дожидавшегося его вверху, на скале. Только потом вник в его внутренний сокровенный мир. Это был человек, пребывающий в гармонии со всем окружающим: с природой, чередованием времен года… Он нервничал, когда я ему что-нибудь предлагал, не жаловался ни на что, говорил, что зимой в его пещере очень тепло без огня.
Я всего три раза, и то немного, побыл с ним. Мы шли мимо косуль, а они от нас не убегали. Видел рысь на ветке прямо у себя над головой, она зарычала, готовая на нас прыгнуть. Но блаженный Пахомий слегка повернул к ней голову и прогремел своим голосом: «Э-э-эй!» — и рысь покорно опустила голову на лапы и села, как послушный кот. Больше не издала ни звука, но и не ушла.
За всё время, пока я был с ним, мы ни разу не заговорили о том, что происходит в мире. Эти отшельники… такое впечатление, что они знают всё о том, как живет мир, не нуждаясь в телевизоре и конкретной информации о нем.
Помню, однажды мы стояли с ним здесь, у Креста, смотрели на горы. Всё больше молчали, как обычно. Я был тогда на грани отчаяния: монастырь во многом нуждался, братство маленькое… У меня впервые возникло искушение оставить монастырь. Уйти на Святую Гору Афон. Помню, батюшка тогда коснулся рукой моего плеча. Он никогда не делал таких фамильярных жестов. Я не мог удержаться и выпалил:
Окрестности монастыря Четэцуя Негру Водэ
— Не знаю, отче… Мы грешные… Особенно я, я самый великий грешник на свете!
У меня лились слезы. Он выслушал меня, а затем возгласил, почти крича:
— Ты слышишь, преподобный? Знай, что и у чертополоха есть свой цветок и свой аромат! Люди как чертополох. Ты видел цветок чертополоха? А тебе не кажется, что он самый красивый на земле?
Отшельник с небес
За всё время своего пребывания в Четэцуе отец Модест побывал только в 7 келлиях схимников — из всего их множества, разбросанного по узкой Долине Келлий. Причина в том, что он почти всегда выходит там на медведиц с медвежатами, не говоря уже о том, что туда очень тяжело подниматься. Например, схимонах Памво обитает в пещере где-то между Долиной Келлий и Долиной Коман и добирается сюда часа 3–4 по короткому пути, известному ему одному. Никто ума не приложит, как он это делает, но он всегда приходит в монастырь откуда-то сверху, по-над келлиями.
— Он не обходит гору, чтобы потом взбираться на нее, как все, по тропинке. Он появляется сзади, со стороны Долины Коман, где никаких тропинок нет. Как будто шествует по небу, — изумляется игумен.
Он часто находит его у поклонного Креста или в другом месте, у пещеры Замолкса, например, под которой тоже есть глубокая пропасть. Памво — отшельник, чаще всех приходящий в монастырь. Чуть ли не через месяц-два. Ему необходима церковь, литургия, он однажды исповедовался у отца Модеста. Но тоже проводит зиму в неотапливаемой пещере и ничего не просит.
— Не могу сказать, что мы с ним особо разговариваем, когда видимся. Так, перемолвимся словом-другим. Однажды он сказал мне, что, когда молишься, ощущаешь такое горение в сердце, что оно согревает тебя в холоде, и ты уже не чувствуешь ничего.
Внешне он кажется молодым, в силе, но я слышал, что ему далеко за 80. И еще у него есть такое присловье, которое он повторяет постоянно: «Самый дорогой дар человеку — жизнь!» Он только это и говорит: «Не будем забывать, что жизнью надо дорожить!»
Отец Модест знает еще двух исихастов, обитающих в самом конце Долины Келлий, в направлении гор Бучеджь: схимонахов Николая и Тихона. Они тоже пришли давно, еще в 1998-м году, пройдя все Восточные Карпаты с севера на юг в поисках этой знаменитой долины.
У него есть такое присловье: «Самый дорогой дар человеку — жизнь!» Он только это и говорит: «Не будем забывать, что жизнью надо дорожить!»
— У них у обоих есть что-то… от русских, они с трудом говорят по-румынски. Меня поразило, что с тех пор, как пришли, они совсем не меняются внешне. Николай, без сомнения, очень старый, ему, может, уже перевалило за 100 лет, кто знает… У них ведь возраста нет. А Тихон — его ученик, он молодой, ему всего 70 с небольшим. Думаю, они сейчас обитают в той же пещере, вместе, чтобы Тихон мог заботиться о старце. Я знаю эту пещеру 23 года, но к ним не хожу. Мы встречаемся только в определенных условленных местах. Однажды они сказали мне, что пришли сюда потому, что слышали, что в Долине Келлий подвизалось много древних святых. И что оба останутся здесь до самой смерти.
Я должен уточнить, что получить от отца Модеста эту информацию об исихастах было не очень легко. Сначала он вообще не хотел говорить мне ничего. Останавливался на середине фразы, не решаясь продолжить. Имен их не открывал до последнего. Уверял, что даже если бы сам епископ приказал ему показать места, где они обитают, он не открыл бы их тайн.
Отшельников он знает давно, знает, что они люди Божии. Убежден, что в некоторых пещерах, открытых им, без сомнения, покоятся чьи-то кости или нетленные мощи.
— Здесь есть пещера, на другом склоне, с двумя каменными грибами у входа, по ту и другую сторону от него, напоминающими изваяния Бабеле в горах Бучеджь. А над входом виднеется небольшое углубление для иконы. Потолок наполовину обрушился, но внутри можно увидеть подобие ложа, высеченного из камня, и древние надписи, в точности как в пещере Святого Иоанникия в 1638-м году[5].
Где-то внизу, прямо под нашими келлиями, располагается другая пещера, очень древняя, в которой поместилось бы 5 человек. Она еще частично сохранилась, но вход в нее заделан стеной из валунов. Уверен, что там покоится тело подвижника, но я не захотел его тревожить. И места этого тоже не хочу показывать. Не считаю себя достойным раскапывать его, это слишком большая ответственность. Решил, что это произойдет, когда Богу будет угодно.
Отец Модест прекрасно знает, что такое отшельничество. У него уже есть опыт пребывания со святым. Он в 18 лет отрекся от мира. В 1982-м уже был в монастыре, в Ситару[6]. Ему было неважно ни то, что он окончил два вуза и получил две магистерские степени — в области богословия и истории, ни то, что стал ближайшим помощником Преосвященного Феофана, викарного патриаршего епископа[7]. Служил в Бухаресте, его ждало большое будущее, но в 1992-м году он отказался от всего. После чудесного случая, о котором мало кому рассказывал. Передаю его здесь слово в слово.
Святой из дубравы
— Я жил тогда в монастыре Антим[8], но всегда искал уединения. Тогда, летом 1992 года, испросил благословения уединиться где-нибудь в горах, чтобы набраться сил. У меня с детства врезалось в память такое воспоминание, как мы, детишки, куда-то идем по горам Бучеджь, и тут нас настигает проливной дождь, и мы все прячемся в каком-то подобии грота, у входа в который висела иконка. Мы все сидели там, съежившись, и я вдруг почувствовал, что еще никогда не был так счастлив за всю свою маленькую жизнь.
И сейчас мне хотелось найти эту пещеру, бесценное сокровище моего детства. Но я не нашел ее. Заблудился где-то наверху, на горе, и часами плутал по зарослям можжевельника. Света не было видно ниоткуда, я не знал, куда идти. Фактически полз на четвереньках под кустами. И вдруг вроде послышалось журчание воды, я пошел на него, но воды не видел, только понимал, что она где-то внизу. И какой-то голос говорил мне: «Иди вперед».
И вдруг я оказался в маленькой дубраве, залитой оранжевым светом, помню как сейчас: справа какое-то подобие дикой часовни, притаившейся под скалой и покрытой какими-то длинными травами, мокрыми и толстыми, как лианы. Крохотная, как домишко. Слева — земляная избушка в каменной норе, тоже закамуфлированная травами. Если б я шел с любой другой стороны, я бы их не увидел.
Вода, на звук которой я шел, на самом деле оказалась источником, текущим прямо из скалы. И тут я увидел в траве отшельника, и он сказал мне: «Ты заблудился, сынок. Ты заблудился…». Он 60 лет не видел лица человеческого. Пришел на эту прогалину в 24-летнем возрасте, а сейчас ему 84. Абсолютно никто не находил этого места до сего дня. «Сюда невозможно попасть, если этого не пожелает Бог», — сказал он мне.
Я три дня провел с этим исихастом в его землянке. Три дня! И почувствовал, что узнаю о Боге намного больше, чем на всех возможных богословских факультетах. Я был первым человеком, с которым он разговаривал за 60 лет! Мне казалось, что вокруг него действительно сияет ореол святости. Не знаю почему, но мне не хотелось уходить от него никогда. Я и сегодня часто жалею, что не остался. Просил его, но он ответил мне просто: «Это место не для тебя. И есть много людей, которые нуждаются в тебе там».
Протосингел Модест (Гиня). Фото: Михай Райтару
Я шел из этой дубравы, оглядываясь назад. А он всё улыбался, глядя мне вслед. Больше я его ни разу не видел, но этот случай перевернул мою жизнь. Я стал упорно проситься в Патриархии на перевод куда-нибудь в горы, в уединенный монастырь: «Куда угодно! Где будет потрудней и поуединенней», — говорил я.
В конце концов в 1993-м году меня послали сюда. Я ничего не знал ни о Четэцуе, ни об отшельниках, скит пребывал в запустении. Затем откопал святого Иоанникия, и это стало для меня огромным счастьем. Потом узнал об исихастах, а за этим последовало и всё остальное, о чем вам уже известно.
Новый храм монастыря Четэцуя Негру Водэ. Фото Руксандры Кюрту (RuxandraChiurtu)
Кончина Пахомия
В 2017-м году, когда умер схимонах Пахомий, волк завыл от горя. Это услышал отшельник Памво и пошел к пещере монаха. Затем прибежал ко мне: «Пойдемте, отец настоятель, ибо брат Пахомий отошел ко Господу…». Я как раз стоял на скале, за монастырем, когда он появился. «По небу», как он приходил всегда. Я спешно схватил несколько свечей и пошел.
В пещеру Пахомия тем временем пришел и отшельник Тихон и бдел над ним с возжженной сальной лампадкой. Я заглянул внутрь: оказывается, монах загодя выкопал себе могилу. Там, в пещере. Натаскал и каменных плит с горы, чтобы их возложили на него.
Отец Тихон сказал мне только, что Пахомию было заранее известно, когда он умрет, и он открыл ему это. И еще завещал ему такое слово, что он хочет, чтобы в пещере не ставили ему никакого креста, никакого знака, абсолютно ничего. И чтобы никому не говорили, где он умер, потому что он хочет уйти из мира сего, как «никто».
Там мы и похоронили его через 3 дня, я и мои добрые Памво, Тихон и Николай. Каждый вознес по молитве… и всё.
Я никогда не забуду лица этого отшельника, простертого на одеяле. Оно излучало свет
Но я никогда не забуду лица этого отшельника, когда я взглянул на него, простертого на одеяле, перед тем как опустить его в могилу. Оно излучало свет! Вот вам мое слово.
На нем сияла улыбка, доброта, которой нельзя было заподозрить в этом суровом, гневливом человеке. Признаюсь, я плакал. Он действительно был живым покойником, полностью примирившимся с Богом.
И еще я увидел вот что: до этого через его пещеру протекала вода из источника, с правой стороны, по узкой канавке, мимо входа в пещеру — в углубление, выдолбленное в камне. Это был один из немногих родников во всех этих суровых и скудных горах. Поэтому Пахомий никогда не нуждался в питьевой воде. И прямо в день его смерти источник резко иссяк.
Долина Келлий осенью
Я иногда прихожу туда, возжигаю свечу и смотрю. Нет, с тех пор так и не проступило ни капли. Он иссяк навсегда.