Святитель Афанасий (Сахаров): тюрьмы нам нечего бояться

Он прошел через мрак ссылок, тюрем и лагерей и сохранил при этом в своем сердце свет Христов, радость Духа и желание жить — подобную фразу смело можно применить к многим священнослужителям, пострадавшим за веру Христову в годы безбожной власти и чудом оставшимся в живых. Этих удивительных и мужественных людей объединяет очень многое. В то же время у каждого из них есть своя особенность. Была такая особенность и у святителя Афанасия (Сахарова), чью память церковь чтит 28 октября. Журнал «Фома» предлагает вспомнить о владыке и заглянуть в его письма из ссылок и лагерей, полные веры, надежды и любви.

Будущий епископ, сын владимирского чиновника, практически с юных лет выбрал служение Церкви. В 1912 году 25-летний выпускник Московской духовной академии и кандидат богословия Сергей Сахаров принял монашеский постриг с именем Афанасий. Некоторое время он трудился на ниве просвещения, а в 1917 году был избран членом Поместного Собора Русской Церкви 1917–1918 годов. В это же время он приступил к написанию службы Всем святым, в земле Российской просиявшим, которую закончил, уже будучи в ссылках. Постепенно он обрел большой авторитет в церковной среде, и уже в 1921 году его рукоположили в епископы города Коврова, викария (помощника) правящего архиерея Владимирской епархии.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ:

Афанасий Ковровский: 35 лет на службе русским святым

Аресты и ссылки обрушились на владыку почти сразу после его назначения на кафедру. Трудно назвать год, когда мужественного архипастыря хоть ненадолго оставили бы в покое. Таганка, Лубянка, Бутырка, Соловки и Туруханск, Беломорье и Прибалтика, Коми и Западная Сибирь — терпеливого страдальца знали практически во всех советских лагерях. На очень короткое время его отпускали, безуспешно пытались склонить к компромиссу и снова отправляли в очередную ссылку. Его авторитетом хотели воспользоваться и раскольники-обновленцы, и политики, но святой не покупался ни на лесть, ни на угрозы, оставаясь верным своим принципам, которые строились на евангельских заповедях.

Выпустили владыку только в 1955 году, да и то исключительно в связи с состоянием его здоровья. Полгода он находится на покое в Тутаеве, а затем — в поселке Петушки Владимирской области. Отошел архипастырь к Богу 28 октября 1962 года. В некрологе, опубликованном в Журнале Московской Патриархии, о владыке писали: «Любовь, теплоту и сердечность чувствовал каждый, кто соприкасался с благостным архипастырем. Беседы с ним были увлекательны. Его многочисленные друзья могли многие часы проводить с ним в этих беседах, знакомясь с его открытиями в области литургики и агиографии или слушая глубокие изъяснения богослужебных текстов. Каждый уходил от него духовно обогащенным и умиротворенным...»

Из писем святителя Афанасия

А тюрьмы нам нечего бояться. Здесь лучше, чем на свободе; это я, не преувеличивая, говорю. Здесь истинная православная церковь. Мы здесь как бы взяты в изолятор во время эпидемии. Правда, некоторые стеснения испытываешь. Но а сколько у вас скорбей — постоянная опасность заразиться, постоянное ожидание приглашения в гости, куда не хочется, постоянное ожидание каких-либо пакостей от живых, возможность тягостных, я бы сказал омерзительных, встреч с ними, необходимость искать выхода из разных затруднительных положений. Попробуй тут устоять. А мы от всего этого почти гарантированы. И поэтому, когда я получаю соболезнования моему теперешнему положению, я очень смущаюсь. Мое положение хорошее. Тяжело положение тех православных пастырей, которые сейчас, оставаясь на свободе, несут знамя православия. Помоги им Господи. Их крест тяжелее креста тех, которые в тюрьмах, они в большей нуждаются помощи православных мирян.

17.02.1923, Таганка

Я, так же как и Вы, предаюсь воле Божией, — если иногда временами скорблю, но не унываю, — если иногда изнемогаю физически или нравственно, но не отчаиваюсь; никогда, с Божией помощью, не ропщу. А человечески глаголя, — иногда очень больно и тяжело бывает, — очень скорбно. Но ведь и Владыко наш, как Сын Человеческий, воздыхал: «Прискорбна есть душа моя до смерти». И кто дерзнет укорить Его в нетерпении!.. И строить разные планы на будущее нисколько не осудительно, в особенности когда эти планы не имеют в виду ни личное благополучие, ни личную корысть... А мне, благодаря помощи родных, не приходится говорить о личном неблагополучии. Даже и в моих нелегких условиях мне приходится только Бога благодарить за все те милости, которые Он не престает изливать на меня, грешного. Даже и здесь, при совершенно беспричинной злобе одних, я часто вижу чрезвычайно трогающее меня и много утешающее доброе отношение других. Даже и начальство по милости Божией в большинстве относится ко мне благожелательно. Слава Богу за все. Аминь.

29.11.1940, Белбалтлаг

Современный человек стремится посредством всякого рода техники облегчить свой труд, сократить его, сократить время на него. Но это стремление не освящается молитвой, делается без призывания Божия благословения и потому, вместо того чтобы получить больше времени для личной жизни, его совсем почти не остается для нее.

23.02.1943, Ишим

О прошедших скорбях лучше позабыть, лучше не вспоминать, не растравлять заживающих ран. По наставлению Апостола, прошлое забывая, будем простираться в предняя, с надеждой идти вперед. Будем утешать себя надеждой, что Господь даст еще нам утешение и в радостной встрече с любимыми, и в том, что мы еще, Бог даст, дождемся более спокойных времен и вместе поживем. Больше же всего будем утешать себя надеждою на будущее воздаяние от Бога.

05.03.1943, Ишим

Крайне угнетает окружающая грубость, злоба и особенно цинизм. В Соловецких лагерях в 27 г. этого как-то не так было заметно. В лагерях ББК в 37 г. похабщины было больше, — но это была похабщина более или менее поверхностная, сквернословили, не вдумываясь в то, что говорили. Здесь какое-то смакование похабщины. Это не только сорвавшееся или по привычке сказанное словцо, но сквернословие сознательное, — осмысленные похабные речи. С ужасом наблюдаю, как с 27-го падают нравы... И что особенно грустно, что всем этим щеголяет не шпана какая-нибудь, а те, кто считает себя «людьми», — люди, занимавшие некоторое положение, вершившие большие дела, увенчанные почетными именами инвалидов Отечественной войны... Грустно, больно, тяжело...

03.01.1945, Сибирские лагеря

Так грустно быть в разлуке с близкими, так хотелось бы утешиться личным общением, беседою не при посредстве чернил и пера, а усты к устом, но... и это жертва от нас... И какое великое утешение — вера наша! Мы и в бедах не унываем и в скорбях благодушествуем. Разлученные телесно, утешаемся общением духовным, молитвенным. Не теряем надежды встретиться здесь, но если бы сего не случилось, уповаем, что за скорбь земной разлуки Господь утешит нас радостию вечного общения в Его горних обителях... Сие буди, буди...

29.07.1952, Дубравлаг

О судьбах будущего монашества было открыто, что последние монахи и по жизни своей будут как миряне, но что подвиги их будут равны подвигам древних отцов. Это сказано о наших временах. Мы плохие монахи, мы все время в мирской обстановке, у нас мысли мирские, мирские поступки. Но то, что мы в наше лукавое время, при всех наших немощах и грехах не стыдимся нашего христианского звания и не стыдимся нашего монашеского чина — это одно, я верю, вменится нам в подвиг, равный подвигам древних отцов-пустынножителей. Только при этом у нас должны быть еще два качества: смирение и любовь. Чтобы в сердце нашем не было и тени злобы или вражды, даже по отношению к врагам нашим. Немощи немощных носите, а не себе угождайте.

20.02.1954, Дубравлаг

Суд Божий не суды людские. Если здесь выискивают все, за что можно было бы зацепиться, чтобы обвинить, — там будут (если не грешно так выразиться) выискивать все, за что можно было бы зацепиться, чтобы оправдать. И один платочек, омоченный слезами, на весах правосудия Божия перетянет все наши грехи, как было с разбойником.

04.10.1953, Дубравлаг

Понятна и естественна скорбь наша об умерших. И Спаситель плакал у гроба друга. Но все-таки мы должны признаться, что скорбь о разлуке в значительной мере эгоистична. Мы больше горюем о том, что мы осиротели. А для усопших смерть — прекращение страданий. Тем более для нас, христиан, сколько такого, что должно ослаблять нашу скорбь. Мы верим в Божие милосердие. А покойный Володя, как знаю, ушел из этого мира напутствованным таинствами христианскими. И ему теперь там лучше, чем было здесь. И Вам он теперь может помогать более, чем раньше. Загробные молитвы наших близких сильны пред Господом. Это не значит, что не нужно нам скорбеть. Только чтобы скорбь не перешла в уныние.

10.08.1954, Зубово

Я, кажется, как-то напоминал Вам о преп. Антонии Великом, который в тяжелой борьбе с врагом изнемогал и переживал чувство оставленности. Приблизившись к концу подвига, он воскликнул: «Господи! Где был Ты доселе, что не приходил мне помочь?» И услышал ответ: «Я все время был подле тебя, но ждал, желая видеть твое мужество. Теперь же, после того как ты выдержал борьбу, Я буду всегда помогать тебе».

Крепко верьте в Божие милосердие. Много милости у Бога, без границ Его любовь.

Верьте и надейтесь на спасение. Повторяйте чаще одно: «Твой есмь аз, — спаси мя».

Я уверен, что за одно то, что мы в наш век неверия и отрицания — веруем в Господа, не отрекаемся от Него, Он не оставит нас Своею милостию, не отринет от Себя.

Памятовать о своих грехах необходимо, сокрушаться о них должно, умолять о прощении их подобает, — но только отнюдь не унывать. Уныние может стать страшнее, гибельнее самого греха.

Господь да утешит и успокоит Вас.

22.10.1956, Петушки

Одна девушка, единственная дочь старушки матери, вдовы, — загуляла и бросила свою мать. Прошло немало времени. Дочь одумалась, раскаялась, бросила своих недобрых друзей и идет к матери. Но как показаться ей, как примет оскорбленная мать? Чтобы и соседи не увидели, идет она к родному домику темной ночью. Берется за скобку — боится стучать. Но дверь легко отворяется, — она не заперта. Робко входит в сени. Берется за вторую скобку... и эта дверь не заперта. Входит... Мать стоит на коленях пред иконами и произносит ее имя. Дочь бросается к матери... Крепкие объятия... слезы... поцелуи... и ни одного слова упрека... «А почему же, матушка, у тебя и ночью не заперты двери?..» — «Я верила, что ты придешь ко мне, ждала и не запиралась...» Так и у Господа двери милосердия всегда отверсты. И стоит нам хотя бы слегка толкнуть их, они сами отверзутся. А такой толчок — это наша смиренная молитва: «Твой есмь аз, спаси мя»...

16.11.1956, Петушки

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ:

7 удивительных историй людей, прошедших через Соловецкий лагерь

МОИСЕЕНКОВ Александр

https://foma.ru/svjatitel-afanasij-saharov-tjurmy-nam-nechego-bojatsja.html