«Притча о блудном сыне». Вечер воскресенья с протоиереем Андреем Рахновским (04.02.2018)

Т. Ларсен

— Вы слушаете программу «Вечер воскресенья» на радио «Вера» с нашим гостем, протоиереем Андреем Рахновским, говорим о притче о блудном сыне. И сейчас мне вспомнилось, кстати, что когда-то мы обсуждали в этой студии о том, как научиться довериться Богу, и в финале пришли к выводу, что Бог доверяет человеку гораздо больше, чем мы ему. И здесь, наверное, это тоже такая довольно яркая иллюстрация такой безусловной любви, доверия тому, что человек искренне раскаялся и не нужно задавать ему вопросы «как он дошёл до жизни такой», главное — что он вернулся, и что он здесь.

В. Аверин

— А! Ну смотрите, с одной стороны, не надо задавать ему вопросы, действительно, выбежал ему навстречу и покрыл его поцелуями. Но ведь это не избавляет самого этого младшего сына от необходимости всё-таки сказать те слова, которые он говорит отцу. Это же не просто он подумал — к нему выбежали, покрыли поцелуями, ну и пошли пить-гулять-веселиться. Нет! У него есть эта потребность, в общем, чтобы реализовалась сцена, запечатлённая Рембрандтом в этом эрмитажном варианте, когда он падает на колени. Вот, собственно, Рембрандт об этом! О необходимости, о внутренней потребности выговориться всё-таки, принести это покаяние, а не просто молча согласиться с тем, что «меня любят, ну и пошли телёнка колоть и дальше на пир!»

Протоиерей А. Рахновский

— Понимаете, образ кающегося грешника — он, в общем-то, понятен. Он не требует какого-то размышления особого над этим. А вот образ отца, безусловно любящего, который… Ведь предполагается какой-то ответ с его стороны! «Я согрешил» Он должен: «Я тебя прощаю». Нет! Мы не слышим этих слов! Он говорит: «Быстро принесите одежду, приготовьте стол!»

Т. Ларсен

— Просто я тебе рад!

Протоиерей А. Рахновский

— Он, отец, как будто в другой реальности, в другой плоскости совершенно размышляет. Не вот эти вот противоречия — «прости меня — я тебя прощаю». Он вообще над этим. Вот это и завораживает в этой любви отца. Мы узнаем в этом отце фактически не реального человека, это — Бог. Тут есть нечто, не укладывающееся в рамки нашего обычного человеческого восприятия. Поэтому эта притча как бы заставляет нас подумать: «А вообще видел когда-нибудь такого отца?» Не знаю, есть ли вообще такие родители, которые не от равнодушия бы так поступили, а именно любя и переживая всё равно бы поступили так. Наверное, нет таких, это именно образ Бога. И вот здесь, мне кажется, очень важный происходит слом сознания, в том числе, может быть, и древних евреев, к которым обращался Господь Иисус Христос. Мы всегда привыкли к некоей торговле с Богом. Надо что-то замолить, надо что-то искупить перед Богом…

Т. Ларсен

— …Жертву принести…

Протоиерей А. Рахновский

— Да! То есть, в любом случае, Бог — Он воздаёт, Он мстит. Но а здесь нечто совершенно иное. Оказывается, это — любящий отец. И мне кажется, что для слушателей того времени это всё-таки было неким открытием.

Т. Ларсен

— А вообще способны ли были понять люди того времени эту глубину? Потому что, вроде как, сначала…

В. Аверин

— В отличие от нас! Извини!

Т. Ларсен

— А почему бы и нет? У нас уже столько есть переосмыслений и трудов, и святых отцов, и каких-то богословских рассуждений на эту тему. И я правильно понимаю, что изначальный смысл разделения ролей в этой притче это — Бог-отец и грешники, которые к Нему возвращаются. А потом Он так чуть-чуть более, наверное, конкретизировался, что это, с одной стороны, что блудный сын — это еврейский народ — нет?

Протоиерей А. Рахновский

— Если, всё-таки, переносить это в реалии того времени, того, что Господь, всё-таки, говорил к совершенно конкретным людям с определёнными стереотипами, и конечно же, всё-таки более правильно было бы говорить, что старший сын — это именно богоизбранный еврейский народ, а вот это — язычники, которые должны будут обратиться ко Христу в Церковь. Недаром что эта притча — она именно содержится в Евангелии Луки. Ведь Лука был именно сначала прозелитом, то есть, обращенным из язычества в иудейскую веру. А потом стал христианином.

Т. Ларсен

— Дважды обращённый.

Протоиерей А. Рахновский

— Да! Именно он был спутником апостола Павла, и апостолу Павлу постоянно приходилось решать эту проблему. В одной христианской общине христиане из иудеев и христиане из язычников. И действительно, они чувствовали себя, ощущали себя этим старшим братом. «Да, мы всегда с Отцом, а вы вот только сейчас пришли!»

Т. Ларсен

— Примазались!

Протоиерей А. Рахновский

— Да! Поэтому, конечно же, не все притчи Христа — они есть в Евангелиях. И то, что Лука именно эту притчу включил в своё Евангелие — всё-таки это был ответ на злободневные вопросы своего времени.

В. Аверин

— Но в этом смысле интересен для меня диалог, который состоялся между старшим сыном и отцом. Старшим, который., действительно, в общем, ропщет. По-человечески, понятно. Я бы тоже роптал, между прочим.

Т. Ларсен

— Вызывает сочувствие, конечно.

В. Аверин

— Да. Но ему ведь тоже не говорят: «Замолкни и садись за стол. Принимай как данность!» Нет! «И так все мое — твое! Ты вместе со мной, все моё — и так твоё!»

Протоиерей А. Рахновский

— Да. Это — очень интересная фраза, поскольку есть в литературе, скажем так, иудаистической, комментариях к Священному Писанию, это — достаточно древний принцип, который восходит ещё ко временам Иисуса Христа, я вот поэтому его сейчас привожу. Кто такой хороший человек? Он говорит: «Всё моё — моё, всё твоё — твоё». Кто такой плохой человек? «Всё моё — моё, и всё твоё — моё». А кто такой не просто хороший человек, а праведник? «Всё твоё — твоё, и всё моё — твоё». И вот здесь, на самом деле, эти слова здесь не просто так. Здесь мы напрямую сталкиваемся с таким религиозным фольклором того времени. Эта фраза здесь абсолютно неслучайна. Она здесь крайне исторична. И здесь ведь какая ситуация: с одной стороны, сыновья тоже не освобождаются от работы. Сын вернулся с поля и не получает за это никакой платы. Есть рабы, они здесь тоже упоминаются, им господин даёт приказания всё это приготовить. Но, да простят меня историки, если я сейчас какую-то ошибку допущу. Всё-таки, раб — это член семьи в древней культуре.

В. Аверин

— Да. В греческой культуре — уж точно совершенно.

Протоиерей А. Рахновский

— А вот наемники — это как раз уже совершенно иная степень. Это — самый далёкий человек от семьи, тот, который работает за плату. И вот в этой системе что получалось. Чем должен был довольствоваться старший сын? В чем радость пребывания в семье? Просто потому что ты — вместе с отцом.

В. Аверин

— И наследуешь…

Протоиерей А. Рахновский

— Ну да, потом наследуешь. Но даже то, что отец не подумал, как он говорит: «Ты не дал даже козлёнка мне, чтобы с друзьями попировать». А вот в мировоззрении отца то, что мы вместе — и есть самое главное. И то, что теперь твой брат вместе с нами — это самое главное. Это, на самом деле, правильный образ Рая, Царствия Небесного. Потому что иногда мы Царствие Небесное воспринимаем как некое хорошее место, которое человек получает за праведную жизнь. Но суть же не вместе, не в том, что это какие-то сады, изобилие фруктов, еды… Я шучу! А это — бытие со Христом, жизнь с Богом. Вот что такое Рай. Это — не место, прежде всего. И вот именно такой образ семьи, конечно же, отсылающий нас к образу царствия Небесного — он представлен в этой притче.

Т. Ларсен

— А тогда возвращаясь к моему вопросу о вот этой безусловной отцовской любви. Способны ли были тогдашние люди вообще такую форму любви воспринять? Мне кажется, это было настолько для них чем-то новаторским, грубо говоря, насколько же нереальным как подставить другую щеку, или возлюбить ближнего как самого себя. Или что помысел так же грешен и опасен, как и действие. И очень многие вещи, которые Иисус говорил — они были революционными для того времени. Мне кажется, что этот образ такого абсолютно безусловно любящего отца, не мстящего, не воздающего, не наказывающего – он такой вообще был неусвояемый тогда.

Протоиерей А. Рахновский

— Вы знаете, как это ни парадоксально, оно получается, что грешнику легче почувствовать милость Божию, нежели праведнику!

Т. Ларсен

— О котором говорит Неделя о мытаре и фарисее!

Протоиерей А. Рахновский

— Да! Вы чувствуете это продолжение темы мытаря и фарисея в какой-то степени?! Если переходить во времена Нового Завета, то, конечно же, даже по посланиям апостола Павла видно, что, допустим, иудеям было труднее почувствовать веру в то, что мы спасаемся благодатью, любовью Божьей, а не делами закона. А язычникам это было проще. Поскольку они, имея опыт отступления от Бога и греха, острее переживали ту радость возвращения. Конечно, иудей, который жил благочестивой законной жизнью, всегда всё делал хорошо! «И я сейчас вхожу в христианскую церковь — и что там нового? Что меня там ждёт?»

Т. Ларсен

— Зачем всё менять, если и так всё в порядке?

Протоиерей А. Рахновский

— Но это не значит, конечно же, что нужно согрешить, чтобы почувствовать милость Божью. Вот как раз вчера вечером с одним моим знакомым священником мы обсуждали эту притчу, и он сказал такие слова, которые для меня... Я раньше не думал в этом ключе. Вот мытарь и фарисей. Фарисей он — хороший, он неплохой, но ему бы мытарево смирение, чистого отношения к Богу. А вот мытарю хорошо бы благочестие приобрести фарисея. Вот то же самое, может быть, вот этому блудному сыну лучше было бы, всё-таки, не уходить от отца, а быть с отцом, и помогать ему так же как помогал младший сын. А вот этому старшему, наверное, хорошо бы ощутить радость, которую он перестал уже ощущать.

В. Аверин

— Но люди ведь разные!

Протоиерей А. Рахновский

— Он же ведь не чувствует! Он живёт с отцом и для него это как воздух!

В. Аверин

— И мечтает о козленке!

Протоиерей А. Рахновский

— Да! Мечтает о козлёнке. А вот очевидных вещей, что он дышит любовью отца как воздухом и не видит, не понимает, не осознает этого. Вот да, это, в общем-то, его такой недостаток и его проблема!

Т. Ларсен

— Давайте продолжим нашу беседу через минуту.

Т. Ларсен

— Вы слушаете радио «Вера», в студии Тутта Ларсен, Владимир Аверин и наш гость, протоиерей Андрей Рахновский, настоятель храма Ризоположения в Леонове, преподаватель кафедры библеистики Московской духовной академии. Сегодня, в Неделю о блудном сыне пытаемся осмыслить эту притчу, может быть, найти какие-то новые смыслы, новые прочтения и уже довольно глубоко закопались в этом.

В. Аверин

— Вот и закопались. И начал говорить. Люди-то разные бывают. А может быть, и разные периоды в жизни одного и того же человека. По-моему, всё-таки необходима вот эта вот острота. Острота радости и острота восприятия. И если человек действительно, ну вот живёт и живёт, как старший, и ни разу в жизни этой остроты счастья своего не испытал, то тогда — делаю я крамольный вывод — нужно иногда отступать. Нужно уходить. Нужно подвергать себя испытаниям, может быть, дойти, действительно… Одна из тех вещей, которая меня поразил. Вот степень падения. Когда и рад бы был ростки, не знаю там, чем свиней кормят, положить себе в рот — и этого не давали. Ну вот это — крайняя степень, совсем крайняя степень отчаяния. О самое дно нужно удариться. И после это обрести действительно остроту восприятия счастья воссоединения с Богом. Потому что без этого скучно.

Протоиерей А. Рахновский

— Вы знаете, могу проиллюстрировать следующим примером. Однажды мне пришлось исповедовать с другими священниками около ста человек солдат воинской части. Причём, они были то ли незадолго до присяги, то ли после присяги — я сейчас уже не вспомню, но вот что меня поразило. Несколько десятков солдат подходило на исповедь и практически через одного, а иногда и подряд — все каялись в том, как они скучают по дому, по родителям, как они не понимали, не ценили то, что они были дома. И действительно, многие из них каялись, что переосмыслили своё отношение к дому. Вот пожалуйста. Тот опыт, о котором Вы говорите. Вот не замполит же им сказал, дал установку, что вы должны все подойти и покаяться в этом. То есть это шло от души. И меня это так поразило! Ну когда был один, второй, третий- ну еще как-то понятно. Но когда я понял, что в целом в своей массе люди переживают одно и то же! Вот тогда я это не соотнес с притчей о блудном сыне, вот сейчас как-то я увидел эту параллель.

В. Аверин

— Вот и я про то же.

Протоиерей А. Рахновский

— Про потери, да.

В. Аверин

— Да. Нужно какое-то переживание. Я не верю, к сожалению для себя, в людей, которые встали, вот знаете, такой идеальный вариант. И родился человек, мальчик в православной семье, и с детства в церковь ходит, и не сворачивая с пути истинного он идёт и идёт, и до гробовой доски доходит, и ни разу с этой половицы не сошёл. Я не верю. В силу, может быть, врождённого скептицизма и довольно сложного своего жизненного опыта. У каждого рано или поздно возникает или соблазн, или непреодолимый соблазн сойти с этой половицы. И тут вот, к счастью, существует текст этой притчи, который надежду дает, по крайней мере. Который не ставит крест. Ну любой же сходит! Ну всё равно любой. Ну текст, который я сегодня, по-моему, уже цитировал до эфира…

Протоиерей А. Рахновский

— Не могу до конца всё равно согласиться!

В. Аверин

— Беседа в связи с блудным сыном на 50-летие смерти Александра Сергеевича Пушкина, простите. Вот там есть замечательный абзац, который мне показался удивительно злободневным. По поводу того, что говоря об апостоле Петре, нельзя не говорить о предательстве Петра. Говоря об апостоле Павле, нельзя не говорить о его гонениях на христианство. Говоря о царе Давиде, нельзя не говорить об обстоятельствах, которые привели к созданию покаянного псалма. Вот жизнь — она такая. Она противоречивая. То есть, если уж у этих есть отступления, то у меня, у грешного — и подавно.

Протоиерей А. Рахновский

— Вы знаете, я тут Вам вот что могу сказать. До конца согласиться не могу по одной причине. Если мы постараемся перенести это в наши современные реалии, то можно наблюдать вот что. Да, действительно, среди простых христиан, среди святых людей, даже канонизированных, можно наблюдать два потока, два типа людей. Те, которые, действительно, с детства были воспитаны в вере и развивались в этом ключе без каких-либо, скажем так, потрясений…

Т. Ларсен

— Благополучно.

Протоиерей А. Рахновский

— Да, благополучно. Потом да, действительно, были люди, которые сначала вели жизнь греховную, потом покаялись, обратились и тоже достигли святости, ну или просто пришли к нормальной благочестивой жизни. Мне, как преподавателю духовной школы, я не дерзаю себя богословом называть, но так или иначе соприкасающемуся с миром православного богословия, видно, что те, кто имели опыт греха, их суждения, их размышления о богословии, об этике очень часто контрастны, являются более жесткими, поскольку именно среди таких людей мы часто видим отвержение слишком явно движение всего мирского, мирской философии, мирской культуры — почему? Потому что в их прошлой жизни это все было связано с грехом. То есть, они не имели опыта не греховного переживания обычных человеческих отношений, событий, культурных каких-то явлений. Характерный пример такой, старец Никон Воробьёв, человек, который был нигилистом, атеистом, философском факультет закончил. Читаешь — действительно, удивительный опыт духовной жизни. С другой стороны, когда начинаешь читать его размышления о философии, о мире как таковом, ты видишь просто отвержение, тотальное отвержение всего… С другой стороны, читаешь Филарета Дроздова, у которого взвешенные, спокойные суждения, да, и вот это, он и там может найти что-то хорошее, и там, и там, и там, и там. А уже, скажем так, кто имел только греховный опыт отношений, например, с противоположным полом, те часто начинают именно став… Не понимая, что в принципе есть… и брак есть, совершенно иные отношения, не греховные, начинает проявлять ригоризм в этом отношении. То есть, очень часто люди, пережившие падение, пришедшие к Богу через падение, они не всегда бывают трезвы в своих суждениях, даже люди, в общем-то, святые. Но святые — не значит совершенно обязательно во всем. Поэтому всё-таки лучше не иметь этого опыта, лучше всё-таки ощущать близость Божию и новизну своей веры какими-то другими путями, чтобы элементарно в области изложении веры, мироощущения, богословия твои суждения были более взвешенными, вдумчивыми, и над ними не довлело твоё прошлое. Ведь вам же часто самим бывает не очень приятно общаться с ригористами. Но часто какого ригориста ни возьми, в прошлом — это какой-то, в общем-то, человек, который познал жизнь во всех её прелестях.

В. Аверин

— А вот если мы перенесёмся в исторические реалии? В известном смысле, Россия и народ российский, русский народ, например, он же в образе этого самого блудного сына. Ну просто исторические реалии таковы. И в 90-е годы, в начале 2000-х, наверняка в церкви, в одном и том же приходе столкнулись те люди, которые и в годы советской власти несли эту искру Божью, искру веры, потом они наблюдали этот вот массовый заход «блудных детей». Противоречия были?

Протоиерей А. Рахновский

— Были. Например, для такой традиционной церковной среды, в общем-то, никогда не было проблем с празднованием Нового года. Откуда это появилось «мы православные, это не для нас»? Это, опять-таки, влияние новопришедших людей в церковь, для которых всё стало на контрасте. Всё, что было до прихода — всё плохо и греховно. Ну, просто такой пример.

В. Аверин

— Да-да-да. Но очень характерный.

Протоиерей А. Рахновский

Я видел в Интернете полемику, когда один человек, выросший в традиционной церковной семье, священнической семье, с недоумением рассуждает над тем, в чём, собственно, проблема? Встретить Новый год — что, нужно нарушать пост? Никогда такой проблемы не было. Я тоже, когда поступил в семинарию, очень удивился, что в семинарии Новый год встречают, отмечают. А до этого я, конечно, наслушавшись проповедей каких-то, ещё что-то, думал, что это такой мирской праздник, осквернение поста.

В. Аверин

— Бесовское, бесовское! 

Протоиерей А. Рахновский

— А вот да. В этом смысле я с Вами могу согласиться, это… Просто я такой пример привёл, думаю, всем он понятен.

Т. Ларсен

— Ты говорил в начале о том, что притча о блудном сыне, которая повторяется каждый год, она не зависит от… Скорее, зависит от того, что в данный момент переживает отдельный человек, чем общество. Мне кажется, что общество может вполне себе выступать таким собирательным образом блудного сына.

В. Аверин

— Только осознать сложнее! Осознать, потому что про себя — ещё можно. Как только в действие вступает массовое сознание, с которым я работаю, простите, поэтому это — больная для меня тема, так сразу я замечаю, что какие-то очевидные вещи и логика отказывают, совершенно отказывают. И вступают в силу законы такого массового сознания, которое не хочет признавать, каяться не хочет, не хочет признавать ошибок своих. Вот один ещё может быть грешником, а как только нас собралось трое или сто пятьдесят два миллиона — так все, без греха, всё прекрасно! Что бы мы ни делали…

Т. Ларсен

— Потому что большинство не может ошибаться!

В. Аверин

— Не может же ошибаться миллиард китайцев!

Протоиерей А. Рахновский

— Да. Может. Может!

В. Аверин

— И в этом смысле я очень благодарен, я неоднократно говорил про это, я очень благодарен возможности здесь находиться в этой студии периодически. Потому что какие-то вещи, вроде, знакомые, вроде неоднократно читанные открываются универсальные законы. Вот которые применимы и ко мне, и к прекрасным людям, которые саном наделены, приходят сюда, и к обществу в целом. Действительно, универсум.

Протоиерей А. Рахновский

— Вы знаете, если позволите, ещё такой момент, лично для меня, как для священника важный, я не могу о нем не сказать, что здесь представлены два типа людей, как мы уже выяснили, с разными судьбами и с разными духовными рисками. То есть, для человека, условно говоря, всегда бывшего в церкви, всегда бывшего рядом с Богом, какой есть риск? Потерять это ощущение новизны, то, что Господь есть в их жизни. Превратить веру в быт, в нечто…

Т. Ларсен

— В козлёнка…

Протоиерей А. Рахновский

— Да, в нечто ежедневное такое, хорошо бы козлёнка, не хватает чего-то! Просто быть с отцом — как-то это скучно, просто, как-то хочется какого-то козлёнка.

Т. Ларсен

— Бонуса хочется…

Протоиерей А. Рахновский

— Бонуса. Для человека вновь пришедшего — да, конечно очень важно чувство благодати, новизны, открытия веры, открытия Бога, но и всё-таки здесь есть и опасность какого-то, иногда резких, нерассудительных поступков, суждений. Потому что человек на порыве, на эйфории не всегда способен рассуждать правильно и всегда, общаясь даже с прихожанами, понимаешь, что этого человека нужно как-то немножко «разбудить», как-то нужно, чтобы он из колеи вышел запрограммированной. А вот этого нужно немножко его пыл сдержать, немножко убедить, что ты погоди, должно как-то всё устояться, нужно всё хорошо продумать. Не торопись читать огромные молитвенные правила, не торопись поститься сверх меры, и так далее. И я всегда воспоминаю годы своего воцерковления в старших классах школы. И действительно, меня тогда удивляло, почему мой духовник как-то меня постоянно осаживал, притормаживал, тормозил…

В. Аверин

— А Вам всё подвигов хотелось?

Протоиерей А. Рахновский

— А я даже хотел духовника менять, думаю:»Ну что ж такое-то? Как-то не духовный какой-то духовник!»

Т. Ларсен

— Слишком ласковый.

Протоиерей А. Рахновский

— Да, слишком как-то зачем-то останавливает от всяких там подвигов молитвенных и прочих. А вот сейчас — наоборот, я чувствую, что мне нужно наоборот, чтобы меня сейчас, когда я немножко освоился, расслабился — сейчас, наоборот, требуется какое-то такое начало вразумительное и большая строгость.

(продолжение следует...)