СЕРЕБРОВА НАДЕЖДА АБРАМОВНА
Родилась 1 мая 1925 года.

Война у нас началась в сорок первом? В сорок первом началась. А это у меня началось с сорокового года. В сороковом году мы жили, мать у меня и отец. Отец у меня был на гражданской войне. Та еще война была, а потом начался сильный голод. Страшный. Страшный голод. У матери было трое детей, семнадцать лет старшей и там младшие, они от голода умерли, она и осталось одна. В это время из плена приходит ее муж, мой отец. В плену он был без вести пропавшим, его искали, не нашли. А он пришел, мама аж перепугалась – вдруг пришел домой. Ну, вот стали жить. Родилась уже я. После меня еще брат родился - Сергей его звали. Царство Небесное ему. Потом отец заболел туберкулезом, сильно-сильно так заболел. Врачей никаких нет, лечиться было нечем. Вот он умирает в сорок пять лет. Мама остается с нами двоими. Мне было уже шесть лет. Был голод, страшный голод. Как начались колхозы у кого, что было забирать стали. Скот и все – идите в колхозы. Мама в колхоз не шла, она была, очень верующая. Так веровала, что к ней все ходили. У кого какое горе, к ней приходили, с мамой делиться. Божественная была, всех пожалеет. Ну вот. Потом уже, когда отец умер, брату уже двенадцать лет, она вступает в колхоз. Они пришли, у нас лошадь забрали. Остались совсем голодом. Мама меня отдала знакомым, нечем кормить. У них детей не было, взяли меня. Я там все плакала, да плакала. Забрали от матери. А потом уже обратно я вернулась к маме, она меня забрала. Мы уже с братом подросли, он такой сильный парень был. Он стал работать. Но пришел срок,  и его забрали в армию. Я остаюсь с мамой вдвоем. Служил он в Белостоке. А в сорок первом начинается война. В Белосток сразу нагрянули немцы, как только война началась. Там он пропал без вести. Мы с мамой так одни и остались.

Вот. И потом, когда уже война началась, мы ушли в Тверскую область, раньше Калининская была. Когда немцев уже много стало, мы были в Западной Двине, началось партизанское движение. А там у нас лес, громадные леса. Партизан в лесу много было. Немцы наступают-наступают, а когда наши стали отступать, дали приказ – сжечь все деревни в одну минуту. Наши начали отступать, и двенадцать деревень подожгли в одну минуту. Все кругом горело. Горело все. Старики, которые не могли выйти из избушек их закидали гранатами. А кто помоложе, заранее вырыли в лесу блиндажи, и там жили. Вот когда все сгорело, деться некуда. Куда? Мы решили с мамой переехать на станцию, а там жили евреи. Они рано-прирано поуехали. Узнали, что наступление идет на Москву, они все собрали и уехали. Квартиры остались пустые. Станция Земцы. Проходная станция, где эшелоны идут. Ну, в этих Земцах мы и остались. Жить там стали. Потом, помню, партизаны вышли из лесу, когда немцы стали на нас надвигаться. Началась схватка сильная. Они сражались, страшно сражались, здорово много побили немцев этих. Такие партизаны были, еле живые. Голодно было. Винтовки так вот за собой тащили по земле, что аж сил нет голодные. Вот, когда бой этот прошел, немцы думали, что делать. Собрали стариков, женщин они трогать не стали, взяли мужиков - таких старичков. У мамы был брат, его тоже забрали. Тогда уже началась зима, холодно было. В сорок первом, когда война началась, было еще тепло. А тут сразу сильные морозы, градусов аж до сорока. Такого холода еще не бывало. Вот. Дядю, маминого брата, забрали на расстрел, погнали на поле, много народу. Вот дядя и пошел - куда деваться, он уже старый был. У него было две дочери. Дочери с ним жили, а сыновья то давно уже на фронте были. Привели, раздели их наголо и сказали: «Бегите». Немцы стали стрелять и, как в зайцев, в них попадать. Вот дядя, как ударили его в голову, он шапку нес в руке, во второй – платок носовой плакал. Так и нашли его тут. Человек сорок их тогда расстреляли. Лежали недели две, на этом поле убитые, никто не мог их забрать. Вот маме и сказали – пойди в штаб, он рядом там недалеко, где мы жили, сходи. Попроси главного - разрешить тело забрать, похоронить. Ну, мама собралась и пошла. Пришла в штаб, а они ж там все разъяренные такие, злые. Холод такой, они наздевали на себя всего, намотали всяких тряпок, чтоб тепло было! Ну, вот главный этот сказал: « Расстрелять, наши же погибли. Вы же жалеете, нам тоже своих солдат жалко. Все. Расстрелять бабушку, ведите». Вот один немец, что повел, на расстрел мою маму говорит: «Слушай, мне тебя бабушка, очень жалко». Она же Божественная была, молилась всю дорогу. «Я покажу тебе дорогу, как тебе выйти и не буду тебя расстреливать»- сказал немец. И показал, куда ей идти. Вот так мама пришла домой, а меня нет, я ушла к сестренкам, которые дядины дочери. Пришла к ним. Посидела, потом думаю, побегу домой. Только через дорогу перебегаю – карательный отряд. Страшный такой  идет карательный отряд, на касках черепа. Один кричит мне (а я в школу ходила, немецкий учила, знала немного): «Стой!» Я, что, встала, стою. Валенки на мне одеты были. Показывает – снимай. Сняла, ему отдала, эти валенки, он покрутил, покрутил их, и говорит: « На, одевай. Шнель. Где твой нахауз? Где дом твой?» Куда деваться? А сама в голове молюсь, молюсь: « Господи, ну сохрани, ну, прости меня! Ну, пожалуйста!» Иду и слышу за мной шаги – он шагает. Оборачиваюсь, каратель кричит: «Шнель. Шнель. Шнель!» Это, чтоб я быстрей бежала. Прибегаю домой. Мамы нет, никого нет. Я заскочила в комнату, и он за мной заскочил. Череп тут, пистолет на нем. Такой высокий ростом. Говорит на немецком языке (ну я слова, то которые знаю): «Ты будешь моя жена, я буду твой муж, я на тебе женюсь». А мне тогда шестнадцатый год был. А я все про себя: «Господи! Спаси меня, сохрани, Господи»! 

Пока он с себя снимал пистолет, каску складывал, я думаю:
-Господи. Что так убьет меня, что так погибну.
Я как рванула с этой комнаты и на улицу выскочила. Бегу, а там домик стоял. Там жила старушка. Я заскочила к ней и говорю: «Спрячьте меня!» Она: «Лезь под печку». Под эту печку меня туда затолкала. Я там молюсь, уж не помню, как молюсь, плачу. И все думаю, что сейчас он, когда сюда заскочит, то и бабушку убьет и меня найдет. И им вдруг…Нет, он сначала выскочил когда на улицу, уже оделся, верно, с пистолетом. Собака бежала, собаку он застрелил. Собака завизжала. «Ну, думаю - сейчас сюда идет». А им быстро скомандовали на немецком языке: «Вперед! Все в строй, становись!» Каратели все засуетились. Быстрей, быстрей. А на них уже партизаны нападали. Что вот-вот на них тоже нападут. Они скорей-скорей и дальше стали продвигаться, уходить. Они ушли. Вот, я тогда и выжила. Она меня, бабушка, вытащила из подполья. Я не помню, какая я была, сильно перепугалась. Потом приходит мама. Вот так мы и остались с мамой вдвоем. Потом жили мы, квартиры-то нет, жить негде. Живем на этой станции. Гоняют нас на работу. Мы ходили дорогу разгребали. Самолеты как налетят наши, уже наши бомбили, так они понаделают там делов полно. Потом налетели самолеты ихние, сражаться начали. Мы заскочили в одну избушку сели, сидим. Они бьют, снаряды, прямо все кругом гремит. Мы только молимся. Я вдвоем с девочкой тоже была. Молимся: «Господи, да спасите вы нас, помогите нам!» Понимаете, самолеты когда улетели все, бомбежка прекратилась, мы выходим две бомбы лежат рядом, не взорвались. Вот представляете - две бомбы. Ну я же не знаю…Мы упали на землю. Та не знаю, верующая, неверующая была девочка, но тоже, что я говорила, то она и делала. Вот так мы и остались живые. Мама у меня после этого  сильно заболела. Заболела и больная совсем стала. Мама у меня умирает. Я остаюсь одна. Немцев уже наши прогнали. Бои уже прошли сильные, уже немцев не стало. Мы сидим. Все уже, говорим, немцев не будет. Один немец выскочил и говорит: «Хорошо, что вы остались живы. Через некоторое время все эти дома разнесло бы. Под каждый дом были поставлены гранаты, чтобы взорвать наш, где мы жили, поселок этот. Голод такой страшный. Сильный голод, есть-то было нечего. А наши уже дошли до Калининграда- Кенигсберг. Ну и говорят люди, которые едут добывать хлеб, что там много пооставалось зерна у немцев. Люди едут. А я что одна,  без матери. Мать умерла, никого нет. Я решила поехать туда, добывать хлеб, в Германию. И шли мы пешком в Ригу. До Риги пешком шли. Потом ехали на поездах, на эшелонах, где попало, голодные. Вот приехали. Набрали этого хлеба. Нас много было – человек двадцать группа была. Всё молодёжь, такие как я. Привезли хлеб домой. Опять снова поехали. Поехали обратно. Уже немцев далеко прогнали. Кенигсберг этот забрали. С моим мужем мы там встретились. Я почти, что осталась с ним. А он у меня на параде Победы был. И с парада Победы пришёл он туда. В Калининграде часть их стояла. И я там осталась. Потом жили в Литве мы с ним уже. Вот в Литве пожили. А он сам-то с Урала, из Артёмовска. Сколько там прослужил и  «Давай», – говорит: «Демобилизуемся и поедим в Артёмовск к родителям». Вот мы и приехали в Артёмовск, тут и жили».    

Кушев Евгений-ученик воскресной школы

Историческая справка: Партизанское движение в годы Великой Отечественной войны явилось одной из форм всенародной борьбы советских людей против немецко-фашистских захватчиков. Задача по развертыванию партизанской борьбы в тылу врага Коммунистической партией была поставлена уже в самом начале войны в директиве Совнаркома Союза ССР и ЦК ВКП(б) от 29 июня 1941 г. В ней говорилось о необходимости «в занятых врагом районах создавать партизанские отряды и диверсионные группы для борьбы с частями вражеской армии, для разжигания партизанской войны всюду и везде, для взрыва мостов, дорог, порчи телефонной и телеграфной связи, поджога складов и т. д. В захваченных районах создавать невыносимые условия для врага и всех его пособников, преследовать и уничтожать их на каждом шагу, срывать все их мероприятия» В общей сложности, в 1941—1944 годы на оккупированной территории СССР действовали 6200 партизанских отрядов и соединений, численность партизан и подпольщиков оценивается в 1 млн чел.

30 мая 1942 г. был создан Центральный штаб партизанского движения (в 1942-1944 г. начальник штаба - П. К. Пономаренко). Центральному штабу были подчинены в оперативном отношении республиканские и областные штабы партизанского движения, которые возглавляли секретари или члены ЦК компартий республик, крайкомов и обкомов. В 1941-1942 смертность среди заброшенных НКВД в тыл противника групп составляла 93 %. 6 сентября 1942 года была учреждена должность Главнокомандующего партизанским движением, на которую был назначен член Политбюро ЦК ВКП(б) Маршал Советского Союза К. Е. Ворошилов. В результате объединения отдельных отрядов образовались крупные соединения под командованием С.А Ковпака, А.Н. Сабурова, А.Ф. Федорова. Всего к концу первого периода войны на Украине действовало 5 соединений, 900 отрядов, более 1000 диверсионных и разведывательных групп. Только с ноября 1942 г. по апрель 1943 г. в разгар контрнаступления под Сталинградом и общего наступления Красной Армии партизаны Украины и Белоруссии пустили под откос 1500 вражеских эшелонов.

В ходе проведенных операций партизаны уничтожили, захватили в плен и ранили 1 млн фашистов, вывели из строя 4 тыс. танков и бронемашин, 65 тыс. автомашин, 1100 самолетов, разрушили и повредили 1600 железнодорожных мостов, пустили под откос 20 тыс. эшелонов.

В годы войны на оккупированной территории СССР создавались партизанские края и зоны - территории в тылу немецких войск, где восстанавливались органы советской власти, шло воссоздание колхозов, предприятий местной промышленности, культурно-бытовых, медицинских и других учреждений. Такие края и зоны существовали в Калининской, Смоленской и других областях РСФСР, в Белоруссии, на северо-западе Украины. Весной 1942 г. их насчитывалось 11, а позже это количество постоянно увеличивалось. В партизанском крае на Брянщине насчитывалось до 21 тыс. партизан.

Жителям деревень, знавшим о местонахождении партизан и не сообщавшим об этом, грозило обвинение "в бандитизме" и расстрел. 

Деятельность партизан в годы Великой Отечественной войны получила высокую оценку. Более 127 тыс. из них были награждены медалью "Партизану Отечественной войны" 1-й и 2-й степени; свыше 184 тыс. удостоены других медалей и орденов, а 249 человек стали Героями Советского Союза, причем С. А. Ковпак и А. Ф. Федоров - дважды.

Алина Анатольевна Смагина -учитель
воскресной школы при храме Космы и Дамиана