В ОБИТЕЛИ НЕРОЖДЕННЫХ.

Рассказ.

Ласковый ветерок нежно теребил пряди длинных светлых волос молодой девушки. На вид ей было лет двадцать, и она была хороша собой: стройная спортивная фигурка, симпатичное лицо, на котором особенно выделялись большие серые глаза, глядевшие на мир с легким вызовом и насмешкой, Девушку звали Елена, а близкие и друзья – Лена, Леночка.

Леночка сидела в летнем кафе за столиком, на котором стояла лишь бутылочка минералки, которую она время от времени пила маленькими глотками. Кафе было небольшое, но уютное, в тенистом и зеленом уголке. Леночка часто бывала здесь с друзьями, но сейчас она была одна. Она ждала прихода Сергея, своего парня, который что-то запаздывал. Леночка познакомилась с ним на дне рождения одной из своих сокурсниц. Он ей как-то сразу понравился: симпатичный, высокий, стильно одетый, разговорчивый и раскованный, но не переходящий границы приличий. Леночке никогда не нравились парни, похабно разговаривающие и норовившие облапать. Сергей тоже сразу приметил Леночку, и они очень быстро сошлись с ним во всем или почти во всем.

Они стали встречаться, и встречи скоро перешли в близость. Сергей не раз говорил Леночке, что когда она закончит учиться, то он не против был бы создать с ней семью. Леночка отшучивалась и смеялась, ей не хотелось об этом пока и думать, хотелось пожить свободно, всласть, для себя. Сергей не казался ей не подходящим мужем, но иногда она задумывалась о том, чем же он зарабатывает на жизнь. У него всегда водились деньги, жил он отдельно от родителей, но, видимо, нигде не учился и непонятно где, работал. Он говорил ей как-то раз, когда она уж очень пристала к нему с расспросами, что да, он учился, но решил прервать учебу, чтобы отдохнуть от нее и подзаработать денег. Леночка не знала почти никого из его друзей, не знала, где и как он проводит время – он не любил ей рассказывать об этом. И сегодня ей пришла в голову мысль, что, в общем-то, она почти и не знает Сергея.

Леночка сидела в кафе уже минут пятнадцать. Сергея все не было, и это не улучшало и без того подавленного настроения. День сегодня выдался не из приятных. Началось с того, что она проспала и опоздала на прием к врачу, где за это  ее отчитали. К тому же и худшие ее опасения подтвердились – да, она беременна. Леночка, не задумываясь ни на минуту, взяла направление на аборт. Можно было пойти туда хоть завтра. «Как это неприятно и унизительно и, наверное, больно, - думала она, - но что делать: сама виновата, надо терпеть».

После больницы Лена поехала к Наташе «в жилетку поплакаться», но из-за какого-то пустяка она вдруг сильно повздорила со своей лучшей подругой, и они, взаимно обиженные, расстались. Словом, денек выдался еще тот. «Все свалилось на меня одной кучей, - с досадой думала Леночка, - вот и Серега запаздывает». Досада стала переходить в раздражение, и Леночка уже привстала  со стула, намереваясь уйти. Но тут в ее  уме вдруг блеснула какая-то неожиданная мысль, и Леночка, мстительно улыбнувшись, вновь опустилась на стул.

• Привет, - услышала она знакомый голос. Сергей широко и приветливо улыбался. – Извини, опоздал немного. О чем мечтаешь?
• Да вот мечтаю… о нас с тобой и еще кое о ком.
• Это еще о ком же, кроме меня? – Сергей скорчил шутливо-грозную гримасу.
• Сядь. Послушай меня. Я тебе кое-что хочу сообщить. Важное для тебя и для меня.

  Сергей сел.

• Ну?
• Помнишь, я тебе говорила, что у меня задержка? Но еще точно ничего не знала? Так вот, я была сегодня в больнице – беременность шесть недель… Она дотронулась до руки Сергея.
• Нам надо подумать о будущем.
• Зачем? – обалдело спросил Сергей.
• Ну, как ты не понимаешь? Я беременна. Скоро у нас с тобой будет ребенок.

  Леночке было смешно, она с трудом сохраняла серьезность, глядя на Сергея – на его ошарашенное лицо, на котором было выражение замешательства и непонимания.

• У нас будет ребенок, - повторила Леночка. Она улыбалась и ждала, что же Сергей ей ответ. Она ждала всего, но то, что она услышала, было так неожиданно.
• Какой еще наш ребенок?! – Лицо Сергея разом сделалось злым, неприятным, губы кривились. – Ты меня не впутывай в эти дела! И не думай даже.

  Он приподнялся со стула.

• Ты что, совсем дура? Рожать собралась? Нашла время! Сходи в больницу и реши эту проблему. – Он сделал жест – пинок кому-то невидимому. И этот жест так оскорбил Лену, что краска мгновенно бросилась ей в лицо, слезы брызнули из глаз.
• Ты! Ты свинья, подонок! Не впутывать тебя? Да пошел ты…

  Лена уже кричала. Она тоже вскочила со стула и, схватив сумку, хотела бежать, но Сергей поймал ее за руку и остановил.

• Да не ори ты, подожди! Я же не отказываюсь помочь: деньги там, лекарства или еще что… Но сейчас в ЗАГС идти, заводить ребенка я  не готов – я еще для себя пожить хочу, и тебе рано, ты подумай. А вообще-то дело твое – решай, как хочешь, свое мнение я высказал. Ну, ладно, пока, я пошел, дела у меня. Звони, если что.

Лена стояла и потрясенно смотрела ему вслед. «И это все? Все, что он мог сказать? Какой дрянью оказался. Вот и проверила. Оказывается, я вовсе не знала его. Не знала…».

Елена бесцельно брела по вечерней улице. Она бродила уже давно. Не хотелось идти домой, не хотелось ни с кем разговаривать, никого видеть. Она поплакала несколько раз от обиды и еще от испытанного унижения, оскорбления за себя и за что-то еще. Она силилась понять, за что, но ответ как-то ускользал от нее. «И что я так расстроилась-то? – корила она и успокаивала себя, в который уже раз вновь и вновь вспоминая происшедшее. Плевать на него, на кой он мне? Слизняк, трус и тряпка. И трепло, и враль, и вовсе не герой. И что я в нем нашла? Ну, что в нем хорошего? И положится на него, как оказалось, нельзя – продаст за три копейки. Скотина. И я тоже хороша – нашла себе принца».

Чего только еще не говорила мысленно Лена, ругая, то себя, то Сергея, каких только гадких слов не наговорила, но, наконец, устав от всего этого, она перестала думать о Сергее, о себе, мысли ее заскользили по поверхности случившихся событий, эмоции улеглись, она успокоилась и просто гуляла, не замечая, куда и по каким улицам идет.

Наконец, Лена увидела, что зашла в тот район города, где редко бывала. Она поняла, что стоит перед храмом. Однажды она уже была здесь, заходила как-то мимоходом, то ли в Пасху, то ли в Рождество. Кажется, все-таки в Рождество, потому что одета была в шубу. Заходили они компанией человек шесть, протолкнулись чрез плотно стоящих людей к подсвечнику и, поставив по свечке, быстро ушли, не зная, что еще делать. Кажется, служба шла. Лена ничего в ней не понимала, и, вообще было как-то не ловко, она с облегчением вышла тогда из храма. И вот, почему-то ноги сегодня сами привели ее к этому храму. Постояв немного, Лена решилась войти.

Робко Лена вошла в храм, совсем не так, как в прошлый раз. В храме, видимо, недавно закончилось вечернее богослужение, народ расходился. С права от алтаря, возле большого распятия, шла исповедь, несколько человек дожидались своей очереди. Исповедь принимал немолодой священник, с длинной седой бородой. Лицо у него было внимательное и спокойное, чувствовалось, что он устал, но терпеливо слушал слова исповедовавшегося молодого мужчины, который торопливо и сбивчиво что-то говорил. Лена представила себя на месте этого молодого человека. Чтобы она стала рассказывать? О каких своих грехах? О себе и Сергее? Ей стало как-то неуютно от этого, даже неприятно.

Она подошла к церковному киоску и купила свечу. «Поставлю свечку, чтобы завтра в больнице все у меня прошло хорошо». Робко посмотрела по сторонам. В глаза бросилась икона Богородицы, большая, в массивном киоте, слева от Алтаря. Подсвечник находился рядом. Лена подошла, скользнула по иконе взглядом, зажгла свечку, поставила на подсвечник. Свеча тотчас упала. Тогда она опалила хорошенько низ свечи, и снова укрепила ее. Постояв секунду, свеча опять упала. Да не просто упала, а вылетела из подсвечника. Лена подняла ее, оглядела удивленно, пожала плечами, и в третий раз еще более тщательно укрепила на подсвечнике. Свеча мгновенно вылетела и откатилась на этот раз довольно далеко, девушка испугалась, ей стало не по себе. «Что же это такое? – пронеслось в голове, - и свечу мою не надо?» С обидой подняла Лена глаза и встретилась с глазами Богородицы, гневным Ее взглядом. Лицо Младенца на руках у Божией Матери выражало печаль. «Не хотят они моей свечечки». Лена бросила свечу в ведерко и быстро вышла из храма.

Пробыла Лена в храме всего несколько минут, а как успело в природе все измениться: небо затянули мрачные тучи, резко потемнело, поднялся ветер, зашумели деревья. По лицу хлестнули первые капли дождя. «Пора домой!» - решила она и зашагала к трамвайной остановке.

Вечер прошел кое-как. Лена сказалась больной, не стала ужинать, выпила чашку чая, чмокнула в щеку мать, сказала деду: «Спокойной ночи», - и ушла к себе. Не включая света, разделась  и легла в постель. На душе лежала страшная тяжесть. И зачем только она забрела в эту церковь? Лена считала себя неверующей, хотя и была крещена в детстве бабушкой, которой теперь нет в живых. Вот бабушка, та была верующая, часто, по рассказам матери, ходила в Божий храм, за что ее не редко поругивал дед. Не запрещал ходить, а только опасался, как бы об этом не узнал кто – ходить в храм в те годы было не безопасно. Можно было поплатиться карьерой, а дед был хоть и не большим, но начальником. А мать Лены и вовсе не веровала, религию считала не более чем красивой сказкой. Дочку она разрешила окрестить с условием, не забивать ребенку голову «пережитками». Да бабушка и не успела – вскоре умерла. Лена помнила ее очень смутно. Отца, того и вовсе не помнила, он ушел от них еще раньше и пропал навсегда.

И вот теперь, лежа в темноте без сна, Лена опять вспоминала и перебирала в памяти сегодняшний день. Устремив глаза в потолок, слушала она тихий шелест дождя. Он убаюкивал, успокаивал нервы. Лицо Лены разглаживалось, с него стиралось выражение обиды и горя. Иногда она тихо шептала: «Все будет хорошо. Как говорила бабушка: нет худа без добра. Зато я поняла, кто он, этот Сергей – урок мне на всю жизнь. Никогда он меня не любил. А я? Я-то любила его? Нет. Обидно не то, что я его потеряла. Обидно, что он мог так со мной, со мной поступить. Врал, все врал. Ну и зачем он мне в таком случае? Что, собственно, произошло? Не стану же я, в самом деле, назло ему рожать? Вот еще. Пойду и сделаю аборт, как решила».

Но в ее ум внезапно вкралась какая-то мысль, как бы посторонняя, не ее: «Жалко, жалко. Больно, больно». Лена удивленно прислушалась к себе, но все затихло. Она положила ладонь на живот – где-то там зародилась жизнь, никому не нужная жизнь. Ей показалось, что ладонь ощутила едва уловимое, идущее из глубины ее тела, ласковое тепло, нежность и легкие-легкие толчки. Она убрала руку, и ощущение пропало.

«Глупости какие! – упрекнула она себя, - Расчувствовалась». Лена устало закрыла глаза. Перед ней проплывали картины минувшего дня, но уже не волновали ее, а как-то смягчались, расплывались. Она начала засыпать: потолок превратился в туманное облако, которое укутывало, баюкало. За окном по-прежнему тихо шел дождик. Лена неслышно и ровно дышала. Она спала.

И снилось ей, что блуждает она по каким-то серым, осенним полям, унылым, однообразным, и это однообразие наводит на сердце тоску и тягость. Кругом клубится вязкий густой туман, и за этим туманом что-то скрыто. Ей холодно, тревожно, и кажется, будто ищет она кого-то в этих унылых полях. Она все брела и брела, и не было конца этому пути: все тот же туман и поля, скошенные, мертвые. О, как она устала, как истомилась, а отдыха все нет. И нет конца ее пути.

От бессилия и тоски Елена заплакала и стала умолять Кого-то помочь ей, она не сознавала, Кого она просит, но понимала – Он в силах ей помочь и вывести из этого тумана. И вскоре это случилось. Елена увидела впереди себя, совсем близко, в двух шагах, сероватую, шершавую стену, а в ней маленькую калитку. Не раздумывая, Лена легонько толкнула ее, и та отворилась.

Здесь, за стеной, был совсем другой мир. Вместо прежнего уныния открывшаяся картина наводила печаль и грусть. Зелень деревьев, лугов, небольшое спокойное озеро вдалеке. Казалось, все радует глаз, но что-то во всем этом не то, чего-то не хватает. «Света, вот чего здесь мало, будто сумерки, - подумала она, - и очень уж тихо – ни пения птиц, ни журчания воды, ни каких либо иных звуков природы». Даже цветов было немного, да и те каких-то приглушенных, блеклых тонов.

Елена шла по тенистому саду, оглядываясь и стараясь увидеть кого-нибудь, кто помог бы ей, объяснил, куда она попала и как ей найти дорогу домой. Деревья расступились, и перед ней открылся вид на какое-то селение. Там и сям разбросанные домишки поменьше и побольше, невысокие, сложенные из серовато- белого камня, такие же безликие, как и все в этом краю. Но вот Елена увидела, как из всех домиков стали выходить люди. Все они были молодыми или детьми разных возрастов, все одеты были в белые, свободно ниспадавшие одежды. Некоторые выходили по одиночке, большинство же маленькими группами, но были группы и довольно большие, в одной можно было насчитать человек около сорока. Елена догадалась, что группы – это семьи, так похожи были друг не друга эти дети и молодые люди. «Как братья и сестры, - подумалось ей, - но где же взрослые, их родители? И стариков тоже что-то не видно».

Подойдя ближе, Елена заметила, что все вышедшие из домов избегают смотреть на нее, отводят глаза, отворачиваются, а дети, те и вовсе убегают испуганно и прячутся в домах.  Как только Елена подходила к кому-нибудь, чтобы задать вопрос, тот отступал от нее и поворачивался спиной. Ей стало как-то не по себе.

• Послушайте, мне нужна помощь, - с мольбой говорила она, - Я не знаю, куда попала, и не знаю, как вернутся домой. Почему никто не хочет мне ответить? Что происходит?»

Один из юношей, как бы нехотя, не поднимая на нее глаз, указал ей рукой куда-то в сторону. Там, не далеко от селения, стоял легкий шатер. На общем фоне он выделялся более яркой, живой расцветкой. Елена пошла туда. Но чем ближе она подходила к шатру, тем тревожней становилось у нее на душе, сердце начинало биться учащенно, а во рту пересохло от волнения. «Вот сейчас увижу, увижу… Что?» Она не знала.

                Елена остановилась в двух шагах от полога шатра, прикрывающего вход, и уже протянула руку, чтобы откинуть его, как вдруг полог откинулся сам, и из шатра вышел юноша. Весь облик его был прекрасен и чем-то очень знаком ей. Как прекрасны его серые, внимательные глаза, гибкий стан, светлые волосы до плеч… Сердце ее упало, она потрясенно глядела на юношу и удивлялась, что испытывает к нему очень сильное чувство привязанности, нежности и… да, да, любви! И любит она его как-то совсем по-особому, как никогда никого не любила.

• Скажи мне, кто ты? – тихо произнесла она. – Мне кажется, что я давно тебя знаю, да только не могу вспомнить.
• Да, это правда, ты меня знаешь. Потому что я – твой сын, мама.
• Сын?! Но у меня нет никакого сына. Да и как мог бы мой сын быть со мной одного возраста? Это  не может быть правдой.
•  Но это правда, мама. Я твой нерожденный сын. Ты не захотела родить меня, ты пошла и убила меня в больнице. Но душа не может быть убитой. Ангел отнес меня сюда, в эту обитель Отца нашего небесного. Это – Обитель Нерожденных,    убиенных во чреве своими матерями. Здесь мы обитаем и ждем Страшного Суда, где и встретимся со своими матерями-убийцами. Здесь у нас нет радости и нет света. Мы вдали от Господа. Но нет и мук. А наши матери-убийцы, те, кто умер, так и  не раскаявшись, обитают в месте терзаний и мучений. Тебе предстоит этот место увидеть. Я провожу тебя до перехода к нему, это не далеко. Идем.

               Елена не могла поверить в услышанное, не хотела верить в то, что ей сказал юноша. Он ее сын? « Нет, нет! Не может быть – старалась она убедить себя. Но какой-то внутренний голос возражал твердо и сурово: «Нет может. Это все правда, и ты это знаешь!» Это был голос совести.

               Юноша показал рукой в направлении невысоких каменистых холмов. «Нам туда», - и пошел, не оглядываясь. Елена поспешила следом и, поравнявшись с ним, робко спросила:

• Скажи, а у тебя есть имя?
• Да, есть, но не настоящее. Ведь настоящее дается при крещении, а я не крещен. Если бы я родился, а это случилось бы 30 марта, мне дали бы имя Алексей, в честь Алексия, человека Божия. Теперь же имя мое не настоящее, а условное. «Алексей», - мысленно повторила Елена, - Алеша, какое чудесное имя».
• Алеша, - снова обратилась она к юноше, - мне можно так тебя называть?
• Да, конечно. Ведь я тоже зову тебя мамой – условно. Ведь ты не родила меня.

               «А убила», - мысленно закончила фразу Елена. Алеша тут же взглянул на нее. В его глазах стоял все тот же печальный укор.

• Скажи мне, Алеша, - спросила она, - все здешние обитатели, которых я видела, это братья и сестры? Те, что живут как бы семьями?
• Да, у них одна мать, хотя отцы могут быть разные.
• Но я видела там одну такую семью, человек около сорока. Неужели?..
• Да это так, и представь себе – их мать не какая-то беспутная женщина, у нее есть муж и двое живых детей. Ей уже за шестьдесят, она скоро умрет. Рак у нее, о котором она пока еще не знает. Жить осталось полгода. Господь по милосердию посылает ей эту болезнь перед смертью, чтобы дать время покаяться и не погубить своей души.
• А как же все эти дети? С ними-то что будет?
• Бог ведает. Но по молитве возможно все.

               Елена шла рядом с Алексеем, постепенно приближаясь к каменистым холмам. Вот они уже рядом. Серые валуны, чахлая травка, колючий песок.

• дальше я идти не могу, - произнес Алесей. – А тебе туда. Иди, ты должна увидеть это.

               Впереди, среди нагромождений камня зиял черный провал. На Елену напали необъяснимый трепет, беспокойство, страх. Как не хотелось ей спускаться в этот провал. Пришлось пересилить себя, чтобы сделать первый шаг. «Он сказал, что я обязана это увидеть». Елена увидела извилистый, узкий, наклонный коридор. В ней все сопротивлялось каждому ее шагу. Откуда- то пробивался красноватый свет, еле освещавший ее путь.

               Через некоторое время Елена ощутила отвратительный, неописуемый смрад и даже зажала нос ладонью. Смрад от этого лишь усилился. «Да чем же это здесь так воняет?» – подумала она. «Это смрад греха», - пояснил Кто-то. А вскоре стали доноситься и звуки – какие-то тоскливые, мучительные, на одной ноте. «Кто это? Кто так кричит?» Еще поворот, и Елена резко остановилась. Она стояла на краю площадки, кончавшейся обрывом. Внизу, очень глубоко внизу, видно было множество женских тел, ужасающе обезображенных. У многих были выдраны их чрева, груди, глаза. Кровь и гной без конца текли из этих ужасных ран, женщины плавали в этом кровавом море, что-то искали там, захлебывались, и от боли, ужаса корчились, испускали вопли, от каких кровь стыла в жилах. Достигая своего предела, муки заканчивались тем, что у некоторых начинались какое-то подобия родов, но рожали они не детей, а огромные камни. Все это длилось, длилось… И еще Елена увидела каких-то ужасных, омерзительных существ, которые прыгали по головам женщин, выныривающих из кровавого озера. Они передразнивали крики женщин, злобно хохотали и приплясывали на их головах. Вдруг один поднял свое мохнатое рыло, и его взгляд встретился со взглядом Елены, ей показалось, что мозг ее раскололся от удара – такой ненавистью пахнуло на нее.

               «А-а, попалась! – завизжал бес, - а ну-ка прыгай сюда!» Елена оцепенела от ужаса. Ей казалось, что бездна уже разверзается, и она скользит, не в силах задержать своего падения. Крик ужаса и тоски вырвался из ее гортани, но тут в ее сознании молнией сверкнула спасительная мысль, и она взмолилась Тому, Кто однажды уже помог ей. И тотчас же что-то оттолкнуло ее от обрыва.

Не помня себя, бежала она по узкому коридору, падая и карабкаясь вверх, к выходу, к свету, а вслед неслись адский хохот и вопли страдалиц. Казалось, ей никогда уже не выбраться отсюда. И тогда она снова взмолилась, уже ясно сознавая, Кого молит о спасении: «Боже, Боже, помоги мне, молю Тебя, спаси меня, смилуйся!» И тут же почувствовала, что уже не карабкается с трудом, а словно бы летит вверх, к выходу.

               Алеша, ее сын, стоял неподалеку в ожидании. Все это время он горячо молился за нее.

• Ты знал, что там? – едва слышно произнесла Елена.
• Да, знал. Это страшно. Но ты должна была это увидеть, - глаза Алеши были полны слез. – Там все наши матери. И нет им прощения, и нет им спасения, и муки их бесконечны.

               Безутешно рыдая, опустился он на землю у ног матери.

• А нам вечно оставаться без радости, без любви, без света Господа нашего.

               Елена задохнулась от слез, от чувства безысходной тоски. Но вот какая- то мысль, какой-то вопрос шевельнулся в ее мозгу:

• Алеша, - спросила она, - ведь если ты здесь, то я должна быть там. Почему же я с тобой? Не понимаю. И почему ты живешь отдельно от других, почему не в доме, а в шатре?

               Алексей молча плакал. Наконец собрался с силами и молвил:

• Мама, ты еще не убила меня совсем, нет. Ты сделала это только в  мыслях. Наполовину я уже здесь, а завтра… завтра быть мне вечным жителем Обители Нерожденных. И тогда закровоточат все мои раны.

               Он распахнул одежду, и она увидела эти раны, пока еще покрытые тонкими пленочками.

• Мама, ведь ты завтра пойдешь и убьешь меня, да? Завтра!

               Он опять упал на землю, рыдая. Она бросилась на колени, припала к сыну.

• Прости, прости, что заставила так страдать тебя. Я ни за что не убью тебя! Ни за что, слышишь! – И она, сама забилась в мучительных рыданиях: - Нет! Нет! Никогда, никогда!

Елена проснулась, вся мокрая от слез, вцепившись в одеяло, она кричала: « Нет! Нет! Нет!»

               В дверь комнаты громко стучали: «Лена, Леночка, что с тобой?» «Все нормально. Совсем нормально», - облегченно ответила она…

               Дождик кончился. Занимался рассвет. Елена посмотрела на себя в зеркало. Оттуда глянула на нее красивая, серьезная, взрослая женщина. Она погладила свой живот, улыбнулась легко и счастливо. « Нет, сынок мой, я не убью тебя, я дам тебе жизнь». Елена открыла свою сумочку, достала бумажку-направление, взглянула на нее и порвала на мелкие кусочки. Затем подошла к окну и швырнула их вниз. Обрывки медленно опускались на мокрый асфальт, их подхватывала текущая после дождя вода, уносила сквозь решетку люка вниз, в бездну, в небытие…

Послесловие

               Весеннее солнышко переливается в высоком голубом небе. В городе еще не совсем сошел снег, повсюду большие лужи мутной воды. Закончилась зима, такая долгая и холодная, и от этого на сердце радость. И еще от того, что кончается Великий пост, близится Светлый праздник.

               По улице идет молодая женщина с мальчиком-сыном. Они идут в храм. Для них сегодня особый день – сын впервые будет исповедоваться, потому что ему исполнилось уже семь лет. Сын держится за руку матери и торопит ее: «Мама, мы же опоздаем, пойдем быстрее!» Они ускоряют шаг.

               В храме мать покупает свечку и отдает сыну. Они подходят к иконе в большом киоте слева от алтаря. Сын зажигает свечку и умело укрепляет ее на подсвечнике. А мать, утирая одинокую слезинку,  нежно смотрит на сына, на лик Богородицы, и тихо молится: «Пресвятая Богородице, благодарю Тебя за то, что сохранила Ты моего сына и спасла души наши от гибели вечной». Они идут занимать очередь на исповедь.

               Исповедует пожилой священник, седой, с длинной седой бородой. Это отец Александр. Народу к нему еще много, батюшка очень устал, у него болят ноги, и ломит спину, но он терпеливо и внимательно слушает человека, стоящего перед аналоем. Но вот он увидел мать и сына, стоящих в хвосте очереди, и поманил: «Елена, веди-ка сюда сына».

               Очередь охотно расступается, Елена подводит сына, а сама отступает назад. Мальчик безбоязненно и открыто рассказывает отцу Александру о своих детских грехах – он серьезен и сосредоточен, немного волнуется. Но вот отец Александр накидывает ему на голову епитрахиль и читает молитву: «… Прости чаду Твоему Алексею…»

               Алексеем нарекли сына Елены, потому что родился он тридцатого марта, в день памяти Алексея, человека Божия. Тогда, хмурым мартовским утром, шел мокрый снег, но вот раздался крик только что родившегося человека, и, как знамение жизни, изменилось утро: очистилось небо, засияло солнце и осветило мир.

                                                                                          2004 г.

Литературная страница Петровой Ольги Алексеевны(ссылка)